Читаем История социологической мысли. Том 1 полностью

Такие «утопии» можно создавать бесконечно, учитывая бесконечное множество и изменчивость ценностей, с которыми можно соотнести конкретные явления[1176]. Ни одна такая «утопия», в отличие от естественно-научных законов, ничего окончательно не устанавливает. Вебер говорит о «преходящем характере вceх идеально-типических конструкций и вместе с тем постоянной неизбежности создания новых»[1177]. Так происходит потому, что «в науках о человеческой культуре образование понятий зависит от места, которое занимает в данной культуре рассматриваемая проблема, а оно может меняться вместе с содержанием самой культуры»[1178]. Само собой разумеется, что к идеальным типам неприменимы категории «правдивости» или «лживости»: то, что их создание является не только интеллектуальной игрой, а действительно продвигает вперед процесс познания, зависит от их пригодности в исследовательской практике, «познания конкретных явлений культуры в их взаимосвязи, в их причинной обусловленности и значении»[1179]. Далее мы увидим, в чем такая пригодность заключается, рассмотрев некоторые идеальные типы, созданные Вебером. Важнейшим из них был идеальный тип рационального действия. Как представляется, можно даже утверждать, что без введения этого понятия вся идеально-типическая процедура была бы неприменима.

Понимание человеческих действий

Главным предметом интереса Вебера были действия индивидов. Стоит подчеркнуть как слово «действия», так и слово «индивидов». Без этих двух слов социология Вебера была бы невозможна.

Прежде всего, должно быть ясно, что Вебера интересовало вовсе не все, что делают индивиды, а лишь особая сторона их поведения, которую в социологии обычно называют действиями. Вебер указывал на эту разницу, постулируя проведение пограничной линии между «осмысленным действием» и «чисто реактивным поведением» и определяя социологию как науку, «которая стремится, истолковывая, понимать социальное действие…»[1180].

Слово «индивидов» нужно подчеркнуть потому, что Вебер был врагом социологии, в которой Kollektivbegriffe herum spuken[1181], то есть в которой в целях объяснения социальных фактов постоянно приводятся какие-то коллективные сущности вроде общества, класса или, скажем, национального характера. Хотя на первый взгляд он сам поступал иногда подобным образом, Вебер все же сознавал, что использует в таких случаях интеллектуальные упрощения. Правда, он утверждал, что «это функциональное рассмотрение… может служить целям практической наглядности и предварительной ориентации», но вместе с тем отмечал, что их познавательная значимость была переоценена социологами, поскольку они могут быть лишь началом настоящего социологического анализа[1182]. Это можно было бы воспринимать как полемику с Дюркгеймом, если бы не тот факт, что Вебер, скорее всего, его не читал и у него было с кем полемизировать по этому вопросу в Германии.

Вебер не нуждался, по сути, в понятии «общество»: не это «коллективное бытие» являлось предметом его исследований. В этом отношении он полностью был согласен с Зиммелем, который подверг сомнению, как мы знаем, принятое в ранней социологии представление об обществе. Он был программным и последовательным методологическим индивидуалистом, склонным считать, что все социологические объяснения остаются мнимыми объяснениями до тех пор, пока мы не сможем сказать, почему индивиды действуют так, как действуют. Это они образуют любые коллективные «тела», это они являются «атомами» социального мира. В этом месте стоит процитировать самого Вебера: «Такие понятия, как „государство“, „сообщество“ (Genossenschaft), „феодализм“ и т. п., в социологическом понимании означают – если выразить это в общей форме – категории определенных видов совместной деятельности людей, и задача социологии заключается в том, чтобы свести их к „понятному“ поведению, а такое сведение всегда означает только одно – сведение к поведению участвующих в этой деятельности отдельных людей»[1183]. И еще одна цитата: «Если она [социология. – Примеч. ред.] говорит о государстве или о нации, об акционерном обществе, о семье, воинской части или о других подобных „структурах“, то она имеет в виду только определенным образом организованный ход фактического или сконструированного как возможное социального действия индивидов, то есть наделяет юридическое понятие, которое применяет ради его точности и привычности, совершенно другим смыслом»[1184].

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология
Чертоги разума. Убей в себе идиота!
Чертоги разума. Убей в себе идиота!

«Чертоги разума. Убей в себе идиота!» – книга о том, как заставить наш мозг работать и достигать поставленных целей.От автора бестселлера «Красная Таблетка. Посмотри правде в глаза!»Вам понравится эта книга, если…[ul]вы хотите научиться эффективно мыслить и решать сложные задачи;вы хотите быть в курсе самых современных нейробиологических знаний, рассказанных системно, но простым и понятным языком;вам важно самим влиять на то, что происходит в вашей жизни.[/ul]Важные факты«Чертоги разума» – научно-популярная книга Андрея Курпатова, полностью посвященная работе мозга и эффективным практикам улучшения качества жизни.Ещё до публикации книга стала лидером по предзаказам.Благодаря умению автора ясно, доступно и с пользой рассказывать о научных исследованиях, его книги уже проданы совокупным тиражом более 5 миллионов экземпляров и переведены на 8 иностранных языков.«Чертоги разума» превращает научные знания по нейробиологии в увлекательное интеллектуальное путешествие и эффективный практикум.Все технологии, представленные в книге, прошли апробацию в рамках проекта «Академия смысла».«Чертоги разума»:[ul]с научной точки зрения объясняет механизмы информационной и цифровой зависимости и рассказывает, что делать, чтобы не оказаться под ударом «информационной псевдодебильности»;последовательно раскрывает сложную структуру мышления, а каждый этап иллюстрируется важнейшими научными экспериментами;в книге вы найдете эффективные практические упражнения, которые позволят осознанно подходить к решению задач;из книги вы узнаете, почему мы не понимаем мыслей и чувств других людей, как избавиться от чувства одиночества и наладить отношения;в качестве отдельного научно-популярного издания по нейробиологии продолжает тему бестселлера «Красная Таблетка. Посмотри правде в глаза!»[/ul]

Андрей Владимирович Курпатов

Обществознание, социология / Психология / Образование и наука