Читаем История советской литературы. Воспоминания современника полностью

— Это что, конец?

— Да, товарищ Сталин, — ответил Шолохов.

— Так не должно завершиться произведение. Мы уже полюбили Григория Мелехова. Он должен быть с нами, строить новую жизнь.

И замолчал.

Молчал и Шолохов.

Установилась долгая пауза, которую сам Сталин прервал:

— Или вы не хотите?

— Я-то хочу, товарищ Сталин, да он не хочет.

Сталин помолчал и сказал:

— Ну что ж. Тогда действительно конец…

<p>88</p>

В канун 70-летия Константина Михайловича Симонова, а эту дату отмечали в 1985 году, ко мне в «Огонек», где я был первым заместителем главного редактора, пришли Артем Боровик и Лима Лиханов — сыновья известных родителей, работавшие в газете «Советская Россия», и принесли небольшой очерк о юбиляре.

Они отыскали неведомый факт в жизни Симонова.

Оказывается, в Смоленской области существовал детский дом, куда Константин Михайлович отправил багаж из Соединенных Штатов Америки. В багаж входили различные игрушки, набор детской мебели, спортивный инвентарь. Все это было приобретено им за гонорар, который он получил в Америке.

Мне показалось это интересным, и я отправил материал в набор.

Когда набранный очерк попал в руки главного редактора Анатолия Владимировича Софронова, он поинтересовался:

— Кто организовал этот материал?

Узнав, что я, сказал:

— Что же выходит? Он был хорошим, а мы плохими, которые ездили вместе с ним в Америку?

— Об этом, Анатолий Владимирович, в очерке ни слова.

— Я сам напишу о Симонове. Мы вместе с ним работали при Фадееве в секретариате…

Этой фразой он открыл свои две странички, на которых процитировал еще два стихотворения Симонова военных лет.

Мне искренне было жаль живого слова о живом Симонове, в котором постоянно жили «дороги Смоленщины» и те дети, коим он отправлял из-за океана игрушки.

<p>89</p>

Из уст директора Центрального Дома литераторов Бориса Михайловича Филиппова я услышал воспоминание о том, как однажды в клубе творческой интеллигенции за биллиардным столом встретились Маяковский и самовлюбленный критик, неодобрительно отозвавшийся о пьесе «Клоп». Маяковский решил «отыграться» за бильярдным столом и с подчеркнутой любезностью пригласил своего недоброжелателя сыграть с ним партию.

Критик и тут говорил с Маяковским свысока, несмотря на свой низкий рост, и по сему поводу клубный маркер Захар Иванович именовал критика человеком «с мантией величия».

Кстати, самовлюбленный критик в бильярде был не профан.

Маяковский дал ему «фору» при условии, что проигравший должен был трижды пролезть под бильярдным столом.

Критик вначале поупрямился, но «фора» и желание увидеть Маяковского под столом сыграли свою роль.

Слух о споре тут же разнесся по клубу, и в бильярдной собрались почти все, кто в этот час оказался в помещении. Большинство «болельщиков» было за Маяковского и всячески поддерживали поэта. Владимир Владимирович был очень сосредоточен в игре и мало реагировал на крики одобрения, какими встречали сочувствующие каждый удачный удар. Он выиграл у самоуверенного критика под крики ликования собравшихся.

Когда проигравший полез под стол, Маяковский громко заявил:

— Рожденный ползать писать не может!..

<p>90</p>

Было это в 1981 году, когда литературная общественность страны отмечала 80-летие Александра Александровича Фадеева.

Свыше ста писателей из всех союзных республик, среди них был и я, прибыли спецрейсом в Приморский край, где прошли детство, отрочество и юность юбиляра. Известно, что Фадеев родился на Тверской земле, в городе Кимры. Но в 1908 году семья его переехала на Дальний Восток.

Участники дней Фадеева в Приморье побывали на заводах и в студенческих аудиториях, у моряков и ученых. И вот очередь дошла и до Ново-Михайловки, где открывался музей А.А.Фадеева.

Ранним утром, а был уже конец сентября, мы на поезде прибыли на станцию Ново-Михайловка.

Писатели стали энергично выходить из вагонов.

Мы стояли в коридоре нашего купейного вагона с известным сатириком Аркадием Аркановым, пропуская спешащих.

Где-то вдали, вероятно, в голове состава, возле здания вокзала оркестр грянул встречный марш.

И вдруг видим: размашистым шагом в сторону вокзального здания спешным шагом идет руководитель нашей делегации Союза писателей Виталий Михайлович Озеров. Демисезонное пальто накинуто на плечи. Рядом с плеером в ушах поспешает за ним Юрий Рытхэу, очень смахивающий на японского атташе.

Глядя на эту пару и прислушиваясь к гремящему вдали маршу, Аркадий Михайлович Арканов тронул меня за рукав:

— Старик! Колчака встречают!..

<p>91</p>

Однажды в кабинете Всеволода Анисимовича Кочетова, возглавлявшего журнал «Октябрь», кто-то из сотрудников редакции, просматривая свежий номер газеты «Известия», вслух обратил внимание находившихся здесь на официальное сообщение, что вчера на даче у Н.С. Хрущева в присутствии руководителей партии, государства и представителей творческой интеллигенции А.Т.Твардовский читал свою новую поэму «Теркин на том свете».

Далее сообщалось, что поэму приняли хорошо, все смеялись.

И следовал перечень фамилий присутствовавших на даче.

— Дайте-ка газету, — попросил Кочетов.

Он еще раз внимательно просмотрел информацию и неожиданно улыбнулся:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии