История советской литературы. Воспоминания современника

Мальчишкой во время войны его вместе со многими ребятами фашисты отправили в Германию. По пути Володя бежал, выпрыгнув из товарного вагона на ходу. Весь побился. Его подобрал какой-то старик-гуцул, спрятал в своей сторожке и долго отпаивал соком молодого картофеля. Потом он свел Володю с партизанами. После паузы Юра продолжил:

— А в институте с Герасимовым вот какой случай произошел.

После XX съезда партии в гости к студентам пришел Илья Григорьевич Эренбург. Встреча проходила в переполненном зале. Выступая, Илья Григорьевич внушал: не слушайте досужих ученых, которые требуют от вас учебы у фольклора. Фольклор кончился, как только появилась письменность. Не доверяйтесь и тем, кто зовет вас «вперед к Пушкину!» Пушкин уже превращен в икону, ему молятся, а жизнь-то давно уже иная. И у каждого поколения свой Пушкин. Ныне владеет умами Борис Слуцкий.

Словом, выступление его продолжалось в таком же духе, который явно был рассчитан на юношеский максимализм в отношении догм и кумиров. Новая эра, названная с его легкой руки «оттепелью», так называлась его повесть, разбудила неведомые духовные силы в обществе. И он верит, что литература будущего находится в этом зале.

После него на трибуну вышла одна из студенток:

— Мы очень благодарны Илье Григорьевичу за проникновенные слова в наш адрес. Действительно, какой может быть фольклор в эпоху всеобщей грамотности?! Пушкин нам в школе уже надоел. Действительно, сегодня Борис Абрамович Слуцкий наш кумир. Именно он будит мысль, возбуждает в каждом из нас творческую энергию.

И как только она закончила свое выступление, слово попросил Володя Герасимов. Выскочив на трибуну, он обратился к залу:

— Товарищи, кого мы слушаем? Откройте последний ном советской энциклопедии под редакцией Бухарина и там прочитаете: «Илья Эренбург — враг советской власти, белоденикинское отребье».

Говорят, в этот момент Илье Григорьевичу стало плохо. Володя гневно продолжал, обращаясь к студентке:

— А о тебе я подумал, когда ты стояла за трибуной: стреляла бы ты в Ленина или нет? Так вот, когда ты сходила с трибуны, я понял: ты бы стреляла…

В зале разразился скандал.

Встреча была прекращена.

На следующий день был обнародован приказ ректора об исключении из числа студентов Герасимова за хулиганское поведение и срыв культурного мероприятия.

— И что же было дальше? — спросил я.

— А дальше мы, друзья Володи, обратились с письмом к Шолохову и Хрущеву, в котором рассказали о происшедшем. Просили помочь восстановить Герасимова в институте.

— И…

— И, как говорится, справедливость восторжествовала.

— Но, согласись, Герасимов-то вел себя по-хамски…

А Эренбург?! Что он не выглядел таким же хамом по отношению к Пушкину?!..

97

В одном из московских клубов на лестнице встретились Владимир Алексеевич Гиляровский и Александр Иванович Куприн. Последний был на хорошем веселе и поднимался из ресторации вверх по лестнице. Гиляровский же только направлялся в питейное заведение. Увидев старого доброго знакомого, Куприн попросил:

— Гиляй, скажи что-нибудь веселенькое, а то на душе кошки скребут.

— Ты помнишь стихотворение Блока «Незнакомка»? — спросил Владимир Алексеевич у Куприна.

Куприн вскинул голову, наморщил лоб, изображая попытку припомнить блоковское стихотворение.

Но Гиляровский тут же прочитал:

…А рядом, у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In vina veritas» кричат…

— А, помню, помню, — засмеялся Куприн. — Ну как же… Истина в вине.

— Вот именно, — подтвердил Гиляровский.

— Хорошо сказано, Гиляй, — одобрил Куприн. — Хорошо.

— А теперь слушай, — остановил его Владимир Алексеевич:

Если истина в вине,
Сколько ж истин в Куприне?..

98

В октябре 1972 года меня пригласил к себе в редакцию журнала «Молодая гвардия» Анатолий Степанович Иванов, которого утвердили в должности главного редактора, и предложил стать его заместителем.

Для меня предложение было полной неожиданностью. И я попросил время на раздумье.

— Его уже нет! — улыбнулся Анатолий Степанович. — Ну, ладно!

Жду завтра в это же время с ответом….

При встрече с Ивановым на следующий день я промямлил что-то вроде отказа.

— Ну что ж, вздохнул он. И после паузы: — Вот так нашего брата все и происходит. Шумим, друг другу жалуемся, что нас-де не печатают, нам не доверяют. А как до дела: бери в свои руки журнал, публикуй то, что считаешь заслуживающим того, — тут же в кусты, тут же на попятную…

И этими словами, до сих пор отчетливо звучащими в памяти, он сразил меня…

На второй или на третий день моего пребывания в кабинете заместителя главного редактора утром я услышал стук в дверь. Затем дверь открылась и на пороге появился высокий седой человек. Густым басом представился:

— Бывший красный партизан, певец Дровянников.

— Очень приятно! Чем могу быть полезен?

— Хочу опубликовать у вас в журнале воспоминания о Шаляпине. Сердце у меня так и екнуло: «Вот повезло!» Но, стараясь не выдавать радости, спросил: