Этот спокойный, выдержанный тон в рассказе о том, что так близко касалось историка, бывшего в числе самых деятельных граждан, высоко ставит Виллани как повествователя. Он возвышался над многими современниками своим мировоззрением. Он не был суевером или, тем более, изувером, и, говоря (X, 39) о казни астролога д’Асколи, который был сожжен во Флоренции на костре в 1327 г., Виллани замечает: «Хотя д’Асколи и был великий астролог, но в то же время человек суетной жизни и чрезмерно гордый знанием астрологии, науки, по существу своему неверной, потому что судьба человека зависит не от течения звезд, а от свободной воли души его, и еще более от предопределения Божия, которое всем управляет, располагает и за всем надзирает».
Занимая по выборам разные правительственные должности, участвуя не раз в посольствах, между прочим во Франции, защищая свою родину на поле битвы, как простой воин в войне с Каструччио Кастракани, Виллани, одаривший Италию и весь образованный мир таким замечательным историческим произведением, кончил жизнь в горе и несчастье. Сограждане не были к нему достаточно внимательны и, с кичливостью, наследственно свойственной флорентийцам, всегда мало ценили его гражданские и литературные заслуги. Войдя в торговую компанию с домом Буонакорси, Виллани запутался в делах, обанкротился и попал в тюрьму, из которой вышел незадолго до смерти, постигшей его в 1348 г.
Его дело продолжал брат его Маттео до 1363 г., а с шестьдесят первой главы пятнадцатой книги — сын последнего, Филиппо — до 1364 г. в полутора книгах. Популярность Дж. Виллани видна из того, что его хронику переложил стихами Антонио Пуччи («Centiloquio in terza rima»)[260].
Донато Веллути. Их современник, Донато Веллути, тоже был гонфалоньером; он рассказывает историю родной Флоренции за 1300–1370 гг. исключительно с дипломатической стороны. В этом смысле его сочинение представляет первый образец дипломатической истории, притом выдержанной в строго объективном тоне. Он умер в 1370 г.
Дандоло и венецианцы. Наивность, общая для средневековых летописцев, находится в дисгармонии с сухостью дипломатических нот. Если демократический строй способствовал успехам народной историографии, то аристократы республик Венеции и Генуи трудились для историографии латинской; венецианские хронисты пишут по-латыни. Так, дож
Богатство итальянской историографии несомненно.
Характер византийской летописи. Исследуя национальную историографию средних веков, мы должны отвести самое вид ное место византийским историкам. Они вели непосредственно греко-римскую традицию, когда историография интересовала народ, была вопросом существенной для него важности, воспитательным орудием. Здесь литературный язык был всегда языком народа. Эта история была часто искусственна, чопорна, официальна, но она упрочилась гораздо ранее, чем на Западе появились первые слабые попытки национальной историографии. В Византии не только лица духовные, военные и гражданские оставили исторические сочинения, но также императоры, императрицы и члены царствующего дома. Назовем трудолюбивого императора Константина Багрянородного, Евдокию, супругу двух императоров, Анну Комнину («Багрянородную кесариссу») и, наконец, Иоанна Кантакузина.