Теперь он видел, что все его труды пропали, что он напрасно погубил много времени, денег и людей, и что нужно оставить, или надолго отложить свою мысль о Востоке, и с душой, полной горечи досады, сел со своим войском на корабли и отправился в Италию, откуда вскоре поехал в прирейнские провинции. Не меньшее негодование [83]
Восточная политика возбудила и во всех жителях Италин, преимущественно же в солдатах. Повсюду громко кричали «Евтропий — изменник» [84]. С этого времени неприязнь и отчуждение между Востоком и Западом, доселе не для всех заметные, становятся очевидными и решительными, и осень 396 года нужно почитать временем окончательного разъединения между ними и образования Греческой или Византийской Империи. Восток отстоял свою независимость, так давно уже подготовляемую, и, отразив влияние Запада, которому хотел было подчинить его Стилихон, пошёл своей особой дорогой. Все позднейшие усилия как Стилихона, так и других исторических деятелей соединить эти две части Империи, так чтобы Рим был владыкой, были напрасным трудом. Первая Готская война, не доставив Западу желанного результата, само собою разумеется, значительно ослабила его. Восточный Двор заметил это и в свою очередь сам решился домогаться влияния на него. Для достижения этого он считал необходимым отторгнуть от Западной Империи какую-нибудь область и в особенности желал присоединить к Востоку богатую и хлебородную Африку. Но как он не чувствовал в себе большой решимости, чтобы вступить в явную борьбу со Стилихоном, то сделал попытку достигнуть своей цели путем дипломатическим. Следствием этого стремления была так называемая Гильдонская война, в которой вполне разоблачилась политика константинопольского Двора со всей своей хитростью и пронырливостью; и хотя в ней Восточный Двор равно не выиграл ничего, но она ещё раз показала Стилихону, что Восток и Запад слишком уже отделились друг от друга, чтобы можно было надеяться на соединение их под одною властью.ГЛАВА 6
[85]Громкий ропот в Италии и гнев Стилихона произвели на константинопольский Двор и на Евтропия только то действие, что они стали ещё решительнее в своей политике в отношении к Западу. Всё ещё опасаясь, чтобы Стилихон, по своему честолюбию, не вздумал явиться в Константинополь и там отомстить Двору за его неуместное вмешательство в военные действия, Евтропий нашел нужным положить однажды навсегда грань между Востоком в Западом, между тамошним министром и собою, так, чтобы всем было известно, что между этими двумя частями Империи и их первыми министрами нет ничего общего. Для этого он убедил императора созвать Сенат и публичным декретом обявить Стилихона врагом Империи [86]
. После этого Стилихон, если бы захотел искать власти на Востоке, то не иначе мог достигнуть этого, как только вооруженной рукою. Восточный Двор, как видно, думал, что Стилихон исполнит это, и многие придворные упрекали Евтропия в поспешности такого приговора. Но Стилихон, занятый устроением германских народов и введением там порядка, — что, как мы видели, он оставил, когда возгорелась готская война, и что по окончанин её было ещё необходимее, — не мог обратить внимания на выходку Евтропия, да и считал её ничего не значащей.Восточный Двор со своей стороны почёл это презрение к определению Сената за выражение слабости; и потому немедленно изменил свою политику относительно Запада, сделав её из оборонительной наступательною, т. е. теперь он в свою очередь сам захотел потревожить западные интересы и за счёт их усилить свою Империю. Восточному Двору было крайне неприятно, что он был вынужден согласиться на требование готского вождя, и потому он обратил своё внимание на Африку, желая приобретением этой богатой страны вознаградить себя за утрату Иллирийской префектуры [87]
. Оружием добыть эту область он не имел ни права, потому что со стороны Западного Двора не было никакого повода к войне, ни довольно силы и решимости, чтобы вступить в открытую борьбу с Стилихоном, неоднократно показавшим в себе искусство отличного полководца. Константинопольский Двор задумал приобрести Африку путём дипломатическим или, лучше сказать, хитростью и имел основание надеяться достигнуть своей цели.