История сыска в России. Книга 2

При следствии на вопрос, что побудило его, Житомирского, поступить секретным сотрудником охранного отделения, Житомирский отвечал, что никаких объяснений он дать не желает и самый вопрос считает излишним. Впрочем, уличаемый показаниями начальства, Житомирский не отрицал факта своей службы в полиции. Доктор Житомирский, подобно Азефу, мещанин Ростова-на-Дону, завербован, по-видимому, Гартингом в Берлине, в 1902 году.

Почти несомненно, что донесения Гартинга из Парижа в 1903 году о донском комитете РСДРП основаны на сообщениях Житомирского. Ему же принадлежат подробные отчеты о социал-демократических съездах, так, например, о брюссельском съезде социал-демократов 1903 года, изложенные в донесении Гартинга от 4 января 1904 года, и о последующих. Он же, очевидно, был тем сотрудником, который пытался устроить съезд социал-демократов в Копенгагене, а не в Лондоне.

При этом Житомирский доносил и на самого себя. Так, в списке 36 кандидатов в члены Лиги социал-демократов со стороны ленинцев (в 1903 г.) имеется имя и Якова Житомирского. Это делалось на случай, если бы документ попал в руки революционеров.

Очень своеобразным провокатором-авантюристом был фон Стааль. Алексей Стааль учился в Киевском и Ярославском кадетских корпусах, состоял вольнослушателем в Киевском политехническом институте. В 1912 году предложил свои услуги начальнику Одесского жандармского управления для освещения инициативной группы черноморских моряков. Его приняли в число секретных сотрудников под кличкой Зверев и назначили содержание 100 рублей в месяц. В октябре того же года Стааль был передан заведующему агентурой в Константинополе. Прекратив сообщение сведений по союзу черноморских моряков, Зверев стал освещать пан-исламистское движение, перешел в магометанство и поступил в турецкую армию летчиком. Затем он переехал в Александрию, прекратил сношения с “охранкой”, но в мае 1913 года, находясь в Марселе, потребовал вознаграждения в 300 рублей, которые ему, однако, уплачены не были.

При производстве дознания в Одессе было установлено, что Стааль, состоя сотрудником, передал обвиняемому лицу преступную литературу на пароходе “Иерусалим”, которая была обнаружена при таможенном осмотре в Одессе. Стааль за это был привлечен в качестве обвиняемого, но за неимением достаточных данных дело было направлено к прекращению. В феврале 1914 года Стааль находился в Париже. Посылая его как секретного сотрудника, Департамент полиции предупредил Красильникова, что Зверев производит впечатление человека опасного: “в партийных кругах не считается лицом, заслуживающим доверия благодаря разгульному образу жизни”. Во время деятельности комиссии Раппа в Париже Стааль, не зная, что комиссией найдено отношение Департамента полиции, прямо уличающее его в секретном сотрудничестве, обратился к Раппу 27 июня 1917 года с заявлением, где он писал: “По дошедшим до меня слухам от Михаила Бростена и м-м Крестовской я узнал, что в ваших руках находятся документы, приписываемые мне и адресованные в бывшее русское охранное отделение”.

Стааль просил предъявить ему таковые “для обозрения, так как документы такого рода и назначения никогда мною не выдавались и вообще в охранном отделении от меня быть не могут”. Допрошенный того же числа Стааль показал, между прочим, что он уроженец Херсона, в политехникуме был вольнослушателем, в Кисловодске в 1910 — 1912 годах работал в качестве архитектора. Сидел в доме предварительного заключения в Петербурге в 1907 — 1910 годах, освобожден без предъявления обвинения. В 1912 году жил в Константинополе и служил в турецкой армии летчиком и принимал активное участие в боях, имея чин полковника. С 1913 года живет во Франции. “Службу в Одесском охранном отделении отрицаю. С моряками Черноморского флота соприкасался и был знаком с Адамовичем. Уехал из России с паспортом, выданным одесским градоначальником в апреле-мае 1912 года. Живя в Константинополе, перешел в мусульманство. В политической жизни Турции участия не принимал. Из Турции уехал в Триполи с турецкой военной миссией, куда проехал через Александрию, здесь и был арестован английскими властями по требованию итальянского консульства. Из Александрии был отправлен в Лондон, но по дороге остался в Париже, где живу до сих пор. В Александрии имел сношения с английским полковником Алеком Гордон, помощником начальника александрийской полиции, который меня держал под домашним арестом и своим личным наблюдением.