История сыска в России. Книга 2

Ввиду моего состояния психологического аффекта я не могу припомнить содержания моего заявления. Повторяю, я писал под диктовку Красильникова, который настаивал на том, чтобы вопрос о гонораре был подчеркнут. Затем осенью 1916 года по телефонному вызову Красильникова я имел вторичное свидание с ним, при котором он, Красильников, заявил, что в Петрограде сомневаются в искренности моего заявления и смотрят на это, как на ловушку с моей стороны; поэтому Красильников добавил, что наши разговоры не будут иметь никаких последствий. Больше свиданий у нас не было.

“Грехи и ошибки” моей жизни, о которых говорилось выше, состояли в том, что я, состоя председателем конкурсного управления, проиграл в Монте-Карло деньги, принадлежащие конкурсу, после чего я, боясь преследования по суду, не возвращался в Россию. Сумма растраченных денег была около 3 — 4 тысяч рублей. В прошении на высочайшее имя, которое я передал Красильникову вместе с заявлением моим о предложении услуг в качестве секретного сотрудника, я и ходатайствовал о предании забвению указанного преступления и о возможности беспрепятственного возвращения в Россию и проживания под именем Брута… Никаких документов, записок и писем Красильникову я не предъявлял при этом разговоре.

Добавлю, что неизвестный человек, оказавшийся впоследствии Красильниковым, подошел ко мне на телеграфе Биржи и заявил при требовании свидания, что ему известно, почему я покинул Одессу. При свидании в гостинице “Терминус” Красильников заявил, что, если мы не придем к соглашению, то, выходя отсюда, он выпустит летучки в колонии и среди французской прессы, разоблачающие мое прошлое; он добавил, что “мы употребили много усилия, чтобы докопаться до этого”. Находясь под этой угрозой Красильникова и будучи принужден принять то или иное решение, я внутренне решил отомстить путем проникновения в закулисную жизнь “охранки”… По выходе моем из “Русского слова” у меня сохранились кое-какие сбережения. При свидании моем с Красильниковым материальное мое положение было не блестящее, но, конечно, не это заставило меня пойти на этот шаг. Я вышел из “Русского слова” в конце 1915 года…”

Красильников, допрошенный днем позже, показал:

“С Броудом (Брут) я познакомился так: однажды я получил письмо, в котором мне предлагали деловой разговор, указывая номер телефона. Помнится, письмо было подписано; во всяком случае, я мог догадаться, кто мне пишет; письмо было очень прозрачное в смысле личности. Затем мы договорились о свидании в отеле “Терминус”. До того времени я никогда не имел с ним свиданий на телеграфе Биржи. Первое свидание окончилось тем, что я ему предложил изложить письменное содержание его подробного рассказа. Второе свидание произошло вскоре после первого. Третье было после получения ответа от Департамента полиции, этот ответ и был сообщен мною Бруту лично. В промежутке я был в отпуску и свиданий с ним не имел.

Раньше этого инцидента о Бруте возникал вопрос по поводу выяснения его настоящего имени; как журналист, он, хотя и не принадлежал ни к какой партии, представлял известную политическую величину. Доклад мой о Бруте был основан исключительно на агентурных сведениях. Мне помнится, что я даже сделал ошибку, определив настоящее имя Брута, как Белов. О том, чтобы в его прошлом было что-либо уголовное, мне ничего неизвестно. Письмо в Департамент полиции было мною переписано лично, чтобы не доверять дела писцам. Имя зятя Брута упомянуто потому, что для его возвращении в Россию также нужно было помилование: в наших бумагах мы никаких указаний на это лицо не нашли, ценность Брута для полиции заключалась в близких его отношениях к Бурцеву, в знакомстве с Савинковым, письмо которого, написанное в дружеском тоне, он показал и т. д. Главною целью его ходатайства было, по моему впечатлению, возвращение в Россию”.

“ЛИЧНОСТЬ ТЕМНАЯ, ЖИВЕТ НА СРЕДСТВА ПРОСТИТУТОК…”

13 момент революции 27 февраля 1917 года в заграничной агентуре работало 32 секретных сотрудника. Из них 27 человек числились по общему списку, а 5 — в специальном распоряжении Красильникова. По полу они распределялись так: 30 мужчин и 2 женщины. По месту действия провокаторы распределялись довольно неравномерно, в зависимости от величины эмигрантских колоний. Больше всего было сотрудников во Франции — 15 человек (2 женщины), 5 человек было в Швейцарии, 5 человек — в Англии, 3 человека — в Северной Америке, один человек — в Скандинавии, один человек — в Голландии.

Клички работавших в Париже были: Шарни, Гретхен, Орлик, Скосе, Пьер, Дасс, Серж, Ратмир, Матисса, Луи, Турист, Янус, Гамлет, Рауль, Манцжурец. Швейцарские провокаторы назывались: Лебук, Шарпантье, Шарль, Мартэн, Поль. Английские сотрудники укрывались под кличками: Сименс, Ней, Ниэль, Бобер, Американец; в Америке работали: Гишон, Люси, Анатоль; в Скандинавии был Женераль, он же Генерал; в Голландии — Космополит.