Отчасти во Франции, отчасти в Англии работал провокатор Американец. Это был Антон Попов, конторщик из Баку. Очень разносторонний, он много ездил, отовсюду доставляя сведения для “охранки”. Красильников отзывался о нем Люстиху, как о “талантливом человеке”. Подлинной фамилии его не знал даже его начальник Люстих, сносившийся с ним по адресу Даниэля Семенова; фамилия, по словам Люстиха, безусловно, не настоящая. Попов состоял сотрудником жандармского управления Одессы, приобретен полковником Заварзиным, а затем передан заграничной агентуре. Получал 150 рублей, потом 200 рублей в месяц, а под конец около 800 франков. Доставлял обстоятельные сведения о потемкинцах, о союзе профессиональных судовых команд России и т. д. Находился большею частью в разъездах. В феврале 1913 года находился проездом из Александрии в Париж. В июле 1914 года Американец был командирован снова за границу, но застрял в Варшаве по случаю объявления войны, и поездка его ввиду трудности и дороговизны путешествия была отложена. Однако весной 1915 года Попов снова появился за границей и хлопотал здесь о пособии в 600 рублей, но ему было отказано в этом, так как им не были исполнены все указания руководителей розыска. С 18 мая по 18 октября Попов был в Англии, затем поехал в Марсель, но захворал и свернул в Ментону.
Донесения Американца за 1915 год многочисленны: он сообщал о Русском морском союзе, о Парвусе, о перевозке в Россию динамита и украинской литературы (дело Клочко, Тарасова и Григория Совы), о ливерпульском кружке русских моряков, о редакторах газеты “Морской листок” и тд.
Весной 1916 года Попов опять ездил в Англию и затем возвратился во Францию. За это время им был представлен “охранке” обширный доклад относительно влияния германской социал-демократии на внутренние дела держав Согласия.
В 1917 году Попов находился в Париже. По показанию Люстиха, Попов подозревался французской полицией в сношениях с немцами. Партийная принадлежность — эсер. Допрошен не был.
Следствием был установлен в Лондоне Бронтман, под кличкою Ниэль, сотрудничавший в заграничной агентуре. Евсей (Овший Гершов) Бронтман, 30 лет, мещанин г. Кишинева, признавшийся чистосердечно и затем представивший свою исповедь, показал, что в 1908 году под кличкою Пермяк он был сотрудником жандармского управления в г. Уфе, а затем, приехав по распоряжению полковника Мартынова за границу, работал для секретных сотрудников как сотрудник в Париже, Италии и Англии под кличкою Ниэль, на жалованье в 400, 600 и наконец 700 франков в месяц. В товарищеских кругах кличка была Саша. Усердно просил не опубликовывать его, ибо семья его вся революционная, работу же для жандармов он начал и продолжал для спасения семьи.
В своей исповеди Бронтман весьма подробно изложил, что его связь с “охранкой” началась в 1902 году, когда ему было 15 лет, в Одессе.
Брат его, Константин Бронтман, и его друг Метлихов были арестованы в Одессе за разбрасывание в театре прокламаций. Евсей Бронтман был послан родителями из Кишинева для свидания с братом. Как брату социал-демократа, сидевшего в тюрьме, 15-летнему Е.Бронтману поручили 1 мая 1902 года нести красное знамя. По-видимому, жандармы были предупреждены, и Е.Бронтман с 32 другими лицами был арестован еще до выступления на бульваре.
При личном допросе градоначальник Шувалов приказал избить Бронтмана, не знавшего об аресте социал-демократической типографии в доме его родителей в Кишиневе, за незнание. Около 4 месяцев он сидел в тюрьме, затем жандармский полковник, угрожая 3 годами ссылки в Сибирь, потребовал от мальчика, для спасения его самого и старика отца (который все еще находился под стражей с Маней Школьник и А.Зайдманом) оказывать услуги. Бронтман согласился и должен был ехать в Кишинев, войти в социал-демократическую организацию и предать ее. За это его и его отца освободили.
Бронтман, не желая стать предателем, бежал в Америку, где и прожил до 1907 года.
Тем временем родители переехали в Уфу к сосланному туда старшему брату Борису. Вскоре после приезда Е.Бронтмана в Уфу были арестованы: он сам, его невестка, брат Борис, сестра Татьяна и ее жених. Жандармский полковник напомнил Бронтману, что он раз уже уклонился от взятой на себя ответственности, но обещал прощение Департамента полиции и спасение его семьи и родителей от ссылки, если он исполнит принятые в 1902 году обязательства.
“Как и в 15 лет, — писал Бронтман, — и в 20 лет не нашел мужества и честности, храбрости пожертвовать семьей и спасти свою честь и согласился, поставивши условием, чтобы от него не требовали вступления в революционную партию”.
На это ему сказали: “Если вы можете быть нам полезны, не будучи членом партии, то это вполне законно, так как Департамент полиции провокацию строго осуждает”.