Другой документ, предоставленный Сеитом Бикмаевым из Индерки (Труевской Поляны) в 1782 г. и касающийся основания д. Бестянка (Усть-Бестянка), указывает: «перешли после бывшей перед этим ревизии в крепостные свои дачи в 1766 г. на р. Бестянка в 1766 г. и которая именуется Сеитовкой». Материалы 3-й ревизии 1763 г. отмечают, что у Бикмая Аюкаева действительно было 4 сына: Аит, Сеит, Шаип и Якуп. Они все с семьями переехали на жительство в 1766 г. на «отцовскую дачу». В 1782 г. в Сеитовке число жителей составляло 29 чел. В семьях у Шаипа и Якупа Бикмаевых насчитывалось 23 чел. У Якупа было 2 жены, которые родили ему пятерых детей. Во время 5-й ревизии 1795 г. насчитывалось 40 дворов, в которых проживало 342 чел. обоего пола[107]
[108].Главным занятием жителей Бестянки продолжительно долго оставалось сельское хозяйство. Отмечается, в частности в исследовательских работах учащихся Бестянской средней школы, что мужчины каждой крестьянской семьи из общей земельной площади села получали наделы. «Землю приходилось обрабатывать ручным способом, сохами и деревянными боронами. Весной, летом и осенью во время полевых работ дома оставались лишь старики и маленькие дети. Все же остальные, включая детей 8–10 лет, трудились в поле (иногда даже ночевали там). В конце XIX – нач. XX в. часть мужчин занялась частным промыслом – меняли в деревнях дёготь на продукты, или на другой товар. Это способствовало налаживанию отношений с представителями других народностей. Жили просто – обычно в доме стоял стол, у стен деревянные лавки, около печи деревянная кровать, на которой лежали несколько соломенных матрацев, накрытых домотканым одеялом. Спали и на печи, и на лавках, и на полатях, и на полу, так как семьи были большие. Старикам и маленьким детям отводилось место теплее. Уважение к старшим в селе почиталось всегда. Надворные постройки белились мелом и содержались в чистоте. Особое внимание уделялось конюшне – лошадь в татарской усадьбе считалась чуть ли не отдельным членом семьи. Застраивались, как и в других татарских сёлах, очень плотно, двор ко двору. Сыновья, подрастая и обзаведясь своей семьёй, ставили дома рядом с отцовским. Так появлялись целые улицы, на которых проживали близкие родственники».
В свете сказанного историк Ф. Ф. Чекалин описывает занятие земледелием татар Кузнецкого уезда следующим образом: «Татары хотя и владеют в большинстве случаев большими и хорошими земельными наделами, но земледелием они занимаются мало; кустарных промыслов вовсе не знают. Для удовлетворения своих кочевых наклонностей избирают передвижную мелочную торговлю, так называемое тарханство, а потому и благосостояние их в массе хуже их соседей, сидящих нередко на одной десятине надела. В числе племенных особенностей татар нельзя не отметить также одной резкой особенности, оставшейся от кочевого их быта, это – наклонности к конокрадству и артистической способности к сбыту краденых лошадей. В Кузнецком уезде есть целые татарские деревни, занимающиеся этим своего рода ремеслом… По главным источникам средств существования все крестьянские татарские семьи могут быть разбиты на 3 основные категории: 1) земледельческая, 2) промыслово-земледельческая и 3) промысловая»[109]
.Нам пока неясна в полной мере картина, показывающая жизнь и быт крестьянского татарского населения той или иной деревни в конце XIX в. Известный ученый А. Н.Энгельгардт, который жил и работал в деревне, оставил классическое фундаментальное исследование, получившее название «Письма из деревни», о реальности быта сельской жизни. Он пишет: «Тому, кто знает деревню, кто знает положение и быт крестьян, тому не нужны статистические данные и вычисления, чтобы знать, что мы продаем хлеб за границу не от избытка… В человеке из интеллигентного класса такое сомнение понятно, потому что просто не верится, как это так люди живут, не евши. А между тем это действительно так. Не то, чтобы совсем не евши были, а недоедают, живут впроголодь, питаются всякой дрянью. Пшеницу, хорошую чистую рожь мы отправляем за границу, к немцам, которые не будут есть всякую дрянь… У нашего мужика-земледельца не хватает пшеничного хлеба на соску ребенку, пожует баба ржаную корку, что сама ест, положит в тряпку – соси…»[110]
.