История татар Пензенского края. Том 2

Грамотность населения Пензенской губернии в нач. XIX в. оставалась на крайне низком уровне. Даже в конце века, в 1897 г., из 50 губерний европейской части России Пензенская губерния по грамотности занимала лишь 49 место. На этот год численность татарского населения губернии составляла 58530 чел., или 4 % от общего числа проживающих. Первые народные школы стали образовываться лишь в 1834 г., преимущественно в Чембарском уезде. Конец XIX – нач. ХХ вв. стал периодом начала подъема образования и просвещения всех татар Поволжья. Связано это было, в первую очередь, с инициативой, стремлениями и желаниями самого татарского народа, и в меньшей степени – с социальной политикой российского правительства. Муллы занимались в это время обучением детей, причем за самую ничтожную плату или даже бесплатно.

Первые достоверные сведения о школе в с. Новая Усть-Уза имеются в исторических источниках. Есть все основания считать, что официально русской грамоте в селе начали обучать с 1900 г. – именно в это время в отчётах Петровской уездной земской управы в разделе расходов в статье «Пособия учебным заведениям, содержимым за счёт частных и общественных средств», появляется строка: «На открытие русского класса при татарской школе в дер. Ново-Усть-Уза выделить в 1900 г. 160 руб.». Имеются документальные свидетельства о том, что «в Усть-Узинском выселке русской грамоты не знают, по-татарски умеют читать, а некоторые и писать. Обучаются 50 мальчиков и 18 девочек бесплатно у двух мулл в нарочно устроенном доме»[206].

Сохранился, например, один архивный документ 1907 г., в котором жители Усть-Узы пишут прошение об открытии в селе мечети. Здесь же приложен список просителей, и написано: «…Грамотных крестьян 9 чел., неграмотных – 486 чел. И за неграмотных по их просьбе расписался Хасян Улубиков». Таким образом, на этот период грамотность населения была удивительно низкой в селе, менее 2 % (взрослого) населения. Аналогичные документы подтверждают эту процентную величину.

Во второй пол. XVIII в. попытка Российской власти привести иноверческие народы к массовой христианизации вызвала обратную реакцию, а именно – такая политика не могла не привести к осознанию народов, особенно татар, своего единства через сплочение в мусульманской вере. Об этом красноречиво свидетельствуют, например, восстания Батырши и муллы Мурата, основными тезисами которых являлись: «вернуться обратно в веру» и «народ впал в нищету». В последующие годы ученые-муллы могли заниматься идеологическим воспитанием своей уммы, которое в результате привело к фактическому слиянию этнического (национального) и религиозного компонента воедино, правда, на короткое время. Таким образом, ядром идеологического и просветительского процесса у галимов становился на самом деле не этничность и не просвещение, а ислам и «мосельман» как этнос. У такого «конструкта», естественно, были как положительные стороны, так и отрицательные. Но на тот момент времени подобное слияние в единой мусульманской вере, по все видимости, было оправданным и целесообразным, хотя появились и противники такого положения. Так, видный идеолог татарской нации Ш. Марджани настаивал на формировании этнокультурной нации и целесообразности применения этнонима «татар», и начинать демонтаж «булгарской» и даже более прочной идентичности – «мосельманской». Нельзя было пренебрегать и не учитывать при этом роли русского окружения. Новая, «татарская» идентичность в то время только-только начинала формироваться, а основой и традиционной культурой у татар пока оставался конфессиональный этноним – «мосельман». Все это, разумеется, обуславливало и методику обучения в многочисленных медресе и мектебах, в которых знания как бы и давались, но крайне неудовлетворительного и низкого уровня, ограничивающиеся преимущественно изучением теологической базы ислама.