В итальянском городе Масса Мариттима обнаружили фреску XII в., на которой изображено дерево с весьма необычными «плодами» – пенисами! Под ним находится группа женщин, которая пытается достать заветные фрукты.
О значении этой фрески выдвигаются самые разные теории: от символа плодородия у язычников до примера первой политической пропаганды. Последней версии придерживается и Джордж Ферзоко, директор Центра тосканских исследований при Лестерском университете. Он полагает, что данная роспись представляет собой некий политический плакат, побуждающий выступать за папское правление, а не за императорское. Имеется в виду знаменитое противостояние гвельфов и гибеллинов. В те времена город Масса Мариттима находился под контролем гвельфов, которые выступали за усиление влияния папы римского. Черные птицы на фреске символизируют изгнанных из города гибеллинов, приверженцев императора Священной Римской империи. Ферзоко считает, что это изображение содержит послание жителям Масса Мариттима: «Если гибеллинам дать власть, то они принесут с собой ересь, сексуальные извращения, разногласия и черную магию».
Большинство сексуальных изображений можно найти именно в «божественных» местах: церквях, соборах, в религиозных манускриптах. Обнаженные пары (гетеро– и гомо-), пышногрудые сирены и русалки, мужчины, выставляющие напоказ свое достоинство, нагие женщины, седлающие зверя, – все это и многое другое можно встретить на полях страниц церковных писаний. Может быть, это пространство специально выделялось для таких вот «наглядных пояснений». Исследователи искусства Средних веков Паула Герсон и Майкл Камилль сделали подобное предположение относительно изображения обнаженной пары, которая занимается сексом. Изображение иллюстрирует запретные действия, о которых идет речь на этой странице манускрипта. Другой пример – это изображение монстра, доставляющего оральные ласки молодому человеку, в книге «Часослов Иоанны Эвре». По мнению уже известной нам Медлин Кавинесс, достаточно откровенные иллюстрации на полях манускриптов служили своего рода учебником секса для молодых девушек. Они должны были пробудить в них не только чувство подчинения фаллосу супруга, но и ответственность за продолжение рода.
Жан Жерсон рассказывает об одном знатном человеке, который, исповедуясь монаху-картузианцу, поведал, что смертный грех – он указал на распутство – не препятствует его любви к Богу, напротив, побуждает его еще более страстно восхвалять божественную сладостность и вожделеть к ней.
Герцог Бургнундский Филипп Добрый – пример того, как набожность могла сочетаться с чисто мирскими помыслами. Человек, живший среди пышных празднеств, имевший множество внебрачных детей, хитрый и расчетливый политик, отличавшийся непомерной надменностью и гневливостью, он при этом искренне набожен. По окончании мессы он долго еще молится, преклонив колена. Четыре дня в неделю он постится и сидит на воде и хлебе – не считая канунов праздников Девы Марии и святых апостолов. Часто в четыре часа пополудни у него еще не было и крошки во рту. Он раздает немало милостыни, и делает это втайне. Также тайно велит он служить заупокойные мессы по каждому своему скончавшемуся подданному.
Среди знати немало самых невероятных аскетов, как Петр Люксембургский. Этот отпрыск графского рода Люксембургов, занимавшего в XIV в. столь видное место в Германской империи, а также при дворах Франции и Бургундии, являет собою яркий образчик того, что философ Уильям Джеймс называет «святым-недоумком»: узкий, ограниченный ум, способный существовать лишь в боязливо замкнутом мирке благочестивых мечтаний.
Людовик XI, «что оплатил милость Господа и Девы Марии деньгами большими, нежели какой король когда-либо тратил», демонстрирует все признаки непосредственного и явного фетишизма. В его почитании реликвий, страсти к совершению паломничеств и к участию в процессиях, нет ни возвышенного благочестия, ни благоговейной сдержанности. Со священными предметами он обращается так, как если бы это были не более чем ценные домашние снадобья.
Священные места
Если придерживаться той концепции, что весь античный мир был ориентирован на телесность, на так называемый «материально-чувственный космос», то взаимоотношения Средневековья и предшествующего ему христианства помогут нам лучше разобраться в том, как интерпретировала этот античный материализм христианская церковь в своих духовных установках. Ясно, что такие отношения были исключительно диалектическими. Постараемся разобраться в этом.
Христианские храмы часто возводились на месте языческих святилищ. В начале христианской истории языческие храмы обычно предварительно разрушались. С V века начинается процесс превращения их в христианские церкви.