История тела сквозь века

Будучи совсем молодым, Бернини создал скульптуру «Мученичество святого Лаврентия», где пытался показать наивысший момент боли. Святой был приговорен к сожжению заживо на железной решетке, под которую подложили горячие угли, а слуги рогатинами прижимали к ней тело мученика. Святой Лаврентий, взглянув на правителей, сказал: «Вот, вы испекли одну сторону моего тела, поверните на другую и ешьте мое тело!» Умирая, он произнес: «Благодарю Тебя, Господи Иисусе Христе, что Ты сподобил меня войти во врата Твои», – и с этими словами испустил дух.

Но скульптура Бернини делает акцент не на физическом страдании Лаврентия, кстати сказать, покровителя поваров, а на его мужской сексуальной красоте: это не мученик перед смертью, а любовник, ждущий свою подругу на ложе любви, только в образе подруги ему явится сама смерть. Французский культуролог Филипп Арьес писал, что барокко даже саму смерть делает сексуально привлекательной, что граничило с патологией некрофилии.

Бернини. Мученичество святого Лаврентия. 1617

Неизвестный художник. Святая Агата. 1560-е

В эпоху барокко возникла мода на всевозможные уродства и физические аномалии, особенно в Испании при дворе Филиппа IV. Королевское семейство при этом мало интересовала способность своих подопечных шутить или острить: чопорная и сдержанная Испания не располагала к хохоту и фривольностям. Это скорее было просто болезненное любопытство и наблюдение за патологией.

В шутах ценилась концентрация уродства, физические и умственные отклонения. Шутов привозили с разных концов страны и для поставщиков это было неплохим заработком. Были среди них и представители знатных родов: Испания страна закрытая, со множеством внутрисемейных браков, и отклонения в развитии физическом и умственном были нередки. Сам король Филипп IV – плод многовекового кровосмешения. На портретах королевской фамилии мы наблюдаем уродство: огромную нижнюю губу, неестественно выдвинутую вперед челюсть и череп с явной деформацией.

Диего Веласкес. Менины. 1656

Веласкес написал, по разным сведениям, шесть или восемь портретов шутов, включая знаменитую работу «Менины».

Среди портретов шутов кисти Веласкеса – портрет Франциска Лескано, которого называли дитя из Лескано. Он относился к свите инфанта Бальтазара, страдал кретинизмом, причина его болезни – недостаток йода, щитовидная железа практически не функционировала, отсюда большой зоб и серьезное отставание в развитии. Вот уж «радость-то» какая: посмотреть на несчастного, непропорционально сложенного, заторможенного в реакциях и действиях, болезненно неряшливого – типичного испанского шута. Все эти особенности отразил Веласкес, и не потому, что он любовался физическими отклонениями, но потому что он был истинный сын своего времени, наследовавший готические правила искусства, отвергавшие приукрашивания и комплименты. Испанская живопись прошла Возрождение, лишь краем его задев, поэтому античные каноны красоты были ей чужды, ценилась достоверность. Даже королю, его супруге и детям Веласкес никогда не льстил в своих произведениях.

Самый знаменитый портрет из этой серии – это изображение Себастьяна де Морра. Он был карликом, на руках его не было пальцев, но при этом, по свидетельствам, он обладал недюжинным умом, был ироничен и завоевывал сердца придворных дам. Картины Веласкеса не услаждают физической красотой, но призывают сочувствовать, видеть достоинство в уродстве.

Диего Веласкес. Портрет Себастьяна де Морра. 1644

Интерес к мертвому телу в эпоху барокко приобрел почти патологические формы. В Амстердаме, например, была очень распространена публичная аутопсия, то есть вскрытие трупов. Дело в том, что в медицине XVII века происходила революция не менее значимая, чем события в астрономии, когда выяснилось, что Земля вращается вокруг Солнца. Теперь пересмотру подлежала старая, восходящая еще к Аристотелю и Галену, схема устройства тела. Согласно устаревшей теории, причиной всех болезней было нарушение в человеческом организме правильных соотношений между четырьмя жидкостями – кровью, черной желчью, желтой желчью и флегмой. За полторы тысячи лет накопилось множество фактов, противоречащих этой теории, и вскрытие трупов должно было внести окончательную ясность. Общественный интерес к биологии был огромен. А когда разрешили проводить публичные вскрытия, в анатомических театрах начались аншлаги.