Концепция «двух тел» преображает и государственные церемонии, в особенности коронацию и прежде всего момент возложения королевских регалий — «гиацинтовой» туники, мантии, кольца, скипетра, «руки правосудия»[1080]
, короны[1081], — когда в одно время и в одном месте собираются «визуализированные» ценности сообщества. В этот момент тело короля предстает перед глазами собравшихся в своем двойном качестве и торжественной пышности, «обретая целость»[1082] и превосходство, которое и дает силу исцеления. Этот визуальный императив настолько очевиден в XVII веке, что юристы пишут о нем практически как о функциональном качестве: «Небрежение королевскими регалиями вызывает пренебрежение к королю»[1083]. Он сказывается и в том, как власть использует свои магические способности, выставляя себя на всеобщее обозрение со всеми атрибутами и регалиями: «Ее физическое присутствие успокаивает любые волнения, укрепляет преданность, что хорошо понимали королевы–регентши: и Екатерина, и Мария, и Анна возили своих малолетних королей по бунтовавшим или недоброжелательно настроенным провинциям, и их присутствие, как по мановению волшебной палочки, на время восстанавливало порядок и послушание»[1084].Зримая идентичность двух тел, разделяющее их расстояние и парадоксальная близость, отчетливо материализуется в некоторых ритуалах и архитектурных сооружениях, особенно когда они связаны с моментом смерти и передачи власти. Таковы «имперские» гробницы, подробно исследованные Панофским[1085]
, и в особенности надгробия Людовика XII, Франциска I и Генриха II в Сен–Дени (XVI век), где в нижней части саркофага изображен труп короля с признаками разложения, а в верхней — нетронутое тело в полном королевском облачении. Иначе говоря, эти изображения представляют и смертную плоть, и неподвластное смерти тело, фиксируя в камне двойную природу королевского тела.Еще более отчетливую картину дает другая часть погребального обряда, когда к месту упокоения останки короля сопровождает его портретное изображение; этот церемониал подробно проанализирован в книге Ральфа Джизи. Впервые такой обычай отмечен в Англии в 1327 году, во время похорон Эдуарда II. Возник он, видимо, случайно, из–за необходимости дождаться возвращения Эдуарда III, обязанного присутствовать на церемонии. Бальзамирование не дало желаемого результата, поэтому поверх гроба было возложено восковое изображение почившего монарха. Во время последующих погребений эта процедура повторялась из–за аналогичных отсутствий и задержек. Постепенно изображению была приписана роль, которой у него изначально не было: представлять короля во всей полноте власти. В XVI веке поводом для масштабного погребального спектакля становится кончина Франциска I, когда изображение покойного короля превращается в «политическое тело милой Франции»[1086]
, торжественного заместителя, являющего взглядам материальную форму «короля, который никогда не умирает». Итак, восковое изображение — символическое обозначение двойного тела короля.В целом погребальный церемониал XVI века отводит восковой фигуре важнейшую роль: на протяжении одиннадцати дней ей, как когда–то покойному королю, подаются кушанья; парламентские советники отстаивают свое право следовать за ней во время погребального шествия, что подтверждает более высокий статус изображения короля, нежели его смертной плоти. Кроме того, теперь на этой церемонии не присутствует преемник, поскольку его соседство с фигурой «живого короля» нарушило бы конвенцию двух тел. Все делается для того, чтобы мистическое тело короля было узнаваемым и заметным вплоть до погребения, чтобы два тела продолжали существовать вплоть до окончательного исчезновения скончавшегося монарха.
Конечно, описываемый ритуал связан с ситуацией междуцарствия: он призван напомнить о существовании мистического тела королевства, обеспечить преемственность, апеллируя к фигуре «короля, который никогда не умирает». Эта необходимость становится особенно насущной в XVI веке, проникая в словесную часть ритуала, меняя формулировки, произносимые в момент погребения. Еще в XV веке в них фигурирует имя короля, как, например, во время почти персонализированной церемонии погребения Карла VII в 1461 году. «Молитесь о душе короля Карла», — возглашается в момент возложения на могилу символов власти; «Да здравствует король Людовик!», — в момент поднятия меча. В XVI веке произносится лишь общий титул — король, преемственность обретает внеличностный характер; так, во время погребения Людовика XII при возложении символов власти восклицание «Король умер» сопровождается возгласом «Да здравствует король!». Эта формула отражает нематериальную преемственность за пределами естественного тела: «Одновременно утверждается, что король умер и что король жив, дух вынужден оставить мир материальной реальности, чтобы перейти на высший уровень»[1087]
. Этот ритуал по–своему подтверждает, что представление о государстве изменилось.