История тела. В 3-х томах. Том 1. От Ренессанса до эпохи Просвещения

В XVI веке концепция «двух тел» короля утверждается на фоне постепенного объединения государства; в XVII столетии ее форма изменяется вслед за триумфом абсолютной монархии, возникновением придворного общества и все более единоличным правлением короля. Силу абсолютизма наглядно иллюстрирует церемониал передачи власти 1610 года, призванный ускорить восшествие на престол Людовика XIII и укрепить регентство Марии Медичи. Советники королевы–матери, чтобы застать ее противников врасплох, устроили торжественное заседание парламента (lit de justice) на следующий день после гибели Генриха IV: «Парламентской палатой дофин был [там] объявлен королем, а королева — регентшей»[1101]. Речь идет о специфическом ритуале, разработанном для сокращения переходного периода, когда король восходит на престол не во время коронационной церемонии, а согласно законодательному акту, который принимается практически тотчас после смерти предшественника. По сути, это меняет традиционные установки: государь сразу предстает во всей полноте своей власти, которая передается ему посредством «в сущности, совершенно светской церемонии»[1102]. Никакой передачи регалий или междуцарствия: немедленное признание и прямой доступ к королевской символике. Такая ситуация, безусловно, способствует еще более тесному слиянию естественного и мистического тела короля.

Будучи абсолютным властителем, монарх XVII века, помимо прочего, обращается к стратегии образов, умножая материальные презентации государственной силы. И это тоже влияет на представление о двух телах короля.

1. Тела раздельные или слитные?

Конечно, коронационный церемониал остается прежним. Через несколько месяцев после упомянутого заседания парижского парламента Людовик был коронован в Реймсе. Николя Бержье, которому был поручен официальный отчет о церемонии, выделяет два этапа вхождения во власть сына Генриха IV: «Первым актом [то есть заседанием парламента], когда он был объявлен и назван королем Франции, он обручился с королевством, данным ему законом и природой; но венчается он с ним во время коронации»[1103]. Итак, оба этапа метафорически приравнены к заключению брака, причем последний сохраняет свой торжественный и мистический характер. Коронация закладывает основы «королевской религии»[1104], причисляя власть престола к божественным институтам, придавая чудодейственную силу прикосновению короля: в 1620 году Людовик XIII «возлагает руки» на более чем 3000 больных золотухой; 22 марта 1701 года Людовик XIV за один день дотрагивается до 2400 человек[1105]. Коронация дает королевское величие, как говорит Боссюэ, мы видим в «государе образ величия Господня»[1106].

Тем не менее парламентское заседание 1610 года в корне изменило масштаб ритуала, подтвердив статус короля, воссевшего на троне в торжественных одеяниях и с соответствующими атрибутами сразу после смерти предшественника. Это делает ненужным восковое изображение умершего, сопровождавшее останки до могилы. В визуальном плане два тела более не отделяются друг от друга, даже хотя последний случай использования восковой фигуры датируется гибелью Генриха IV. Наперекор традиции молодой король не остается в стороне до конца похорон, чтобы продемонстрировать наличие неподвластного смерти «живого образа». Полнота его мистического тела очевидна даже во время погребения предшественника: «Восковая фигура [может быть] оставлена: королевское величие (материально воплощенное в новом короле, столь быстро оказавшемся на заседании парламента) немедленно переходит его преемнику; не таково ли величие „вечного царя, солнца правосудия?”»[1107].