История тела. В 3-х томах. Том 1. От Ренессанса до эпохи Просвещения

К концу Средних веков и в эпоху Возрождения усилились репрессии против любых сексуальных отклонений, и скотоложство с гомосексуализмом подверглись жестоким гонениям. В Венеции XV века один ремесленник по имени Симон был обвинен в плотских сношениях с козой. Даже и не думая отрицать это обвинение, он оправдывался тем, что из–за несчастного случая вот уже три года не может ни иметь отношений с женщинами, ни мастурбировать (corumpere se). Будучи неспособным иметь «нормальные» сексуальные отношения, он поддался искушению и вступил в противоестественную связь с козой. Собранный консилиум врачей и хирургов изучал его половые органы, а две приглашенные проститутки проверяли, можно ли его «развратить». Было установлено, что обвиняемый способен на эрекцию, но не на эякуляцию. Этот медицинский вердикт спас ему жизнь: вместо сожжения на костре он был приговорен к клеймению, порке и отсечению правой руки[402]. Наказание за зоофилию всегда было суровым, обычно человека и животное вешали или сжигали на костре. В 1606 году мэр Лоэна in absentia[403] приговорил Гийома Гюйяра и его собаку к повешению и сожжению. Гюйяр успел спастись бегством, и мэр решил, что приговор должен быть приведен в исполнение «с его изображением, и картина будет помещена и приделана к указанной виселице, также предъявим всем и каждому его приобретенное имущество и передадим управомоченному лицу»[404]. Подобное терапевтическое и поучительное зрелище было необходимо, чтобы вернуть спокойствие членам возмущенной общины.

Несмотря на суровость наказания, люди в Европе Старого порядка, по всей видимости, продолжали достаточно часто вступать в сексуальные отношения со скотом, особенно в сельских регионах, если верить наблюдениям в пособиях по исповеди и рапортах о пастырских визитах. Как и многие другие сексуальные нарушения, зоофилия, по–видимому, более–менее спокойно переносилась местным сообществом и привлекала внимание властей, только если сопровождалась скандальными поступками, на которые толерантность коллектива уже не распространялась. Например, Джордж Даудени, содержавший деревенскую таверну в начале XVII века, был обвинен в желании растлить деревенского кузнеца. Что еще хуже — он потребовал, чтобы кузнец, который в это время подковывал кобылу, запер дверь конюшни и дал ему возможность совершить половой акт с лошадью. Этот инцидент переполнил чашу терпения кузнеца, который объявил перед судом, что каждый раз, когда он оставался наедине с Даудени, тот засовывал руку ему в гульфик и брал его за «срамной уд», предлагая развлечь друг друга[405].

В сельском мире зоофилия, как и мастурбация, считалась своеобразной мальчишеской проказой и осуждалась не так строго, как распутство. Эта практика не представляла проблемы, если только склонность, появившаяся в юности, не оставалась и во взрослом возрасте. Именно по этой причине судебные процессы по скотоложству выводят на сцену взрослого мужчину, застигнутого на месте преступления свидетелями безобразия. В 1550 году сельского рабочего Жака Гиона застали за совокуплением с коровой. Приговор был «образцовым»: Гион, вязанка хвороста, на которой он пытался совершить свое деяние, и сама корова были публично сожжены[406]. Животные, которых использовали для подобных девиаций, — это обычно крупный домашний скот: ослицы, самки мула, кобылы и коровы. Животные помельче, вроде коз и овец, редко фигурировали в процессах, поскольку выпас мелкого скота был обязанностью детей и женщин. Относительное единообразие подобных дел вызвано, вероятно, тем, что сообщество относились терпимо к сексуальным экспериментам молодежи, но не взрослых, даже одиноких, мужчин. Оно требовало, чтобы мужчины строго ограничивали свою сексуальную активность сферой гетеросексуальных отношений: случайной связью с проституткой, адюльтером с фермершей или доступной служанкой.

Из пособий по исповеди и рапортов о священнических визитах следует, что сексуальные отношения с животным в сельской местности встречались довольно часто, особенно среди мальчиков. Когда Жан Жерсон в XV веке выступал против мужской содомии, он отмечал, что слишком позднее вступление в брак чревато гомосексуальностью и зоофилией[407]. А Кристоф Соважон, описывая своих прихожан в Солони, обнаруживает сходство между скотоложством и гомосексуальными практиками подростков. Он косвенно отражает терпимость европейцев по отношению даже к девиантным практикам и сексуальным экспериментам в период взросления: «Также очень редко случается, чтобы они обвинялись в грехе сод[омии] и скотоложства, за исключением случаев причинения смерти и в юбилейные годы[408]»[409]. Будучи исповедником, он, вероятно, не раз замечал различие между учением церкви и реальной жизнью: религия считала подобные отклонения чудовищными, а для сельских жителей они были обыденностью, о которой если и стоит говорить на исповеди, то только в те периоды церковного календаря, когда воздержание было практически само собой разумеющимся.

3. Содомия