Сравнивая административный строй венецианской и генуэзской факторий в Трапезунде[2639]
, можно заключить, что и та и другая опирались на опыт метрополий, руководствовались их законами и статутами и в немалой степени копировали их институты. Разница заключалась в том, что в системе управления факториями, осуществления контроля за их деятельностью Венеция в большей мере использовала политико-административный ресурс, отлаженные механизмы централизованного государства, а Генуя использовала преимущественно финансово-юридические инструменты контроля, в большей степени, чем Венеция, ограничивая сроки пребывания оффициалов в должности и подчиняя их в некотором отношении властям других крупнейших поселений — сначала Перы, а затем — Каффы, не посягая, впрочем, на автономию местного управления, но более оперативно строя систему взаимоотношений с местными властями, учитывая оторванность факторий от метрополии. Венеция в большей степени, чем Генуя, передала управление фактории в руки патрициата, но и в генуэзском случае тенденция к усилению роли патрициата была ясно выражена, особенно учитывая роль семейств Дориа, ди Негро, д'Аллегро и других в бюрократической верхушке империи.Попробуем провести сравнение окладов глав венецианской и генуэзской факторий, учитывая ограниченность данных и условность соотношения курсов монет. В конце 40-х гг. XV в. венецианский байло получал оклад 500 дукатов в год, тогда как генуэзский — 45 соммов Каффы (без вычета стадий). Принимая курс венецианского дуката, равный 2,5 генуэзской лиры в 1448 г.[2640]
, получим, что венецианский магистрат вознаграждался суммой равной приблизительно 1250 ген. лир. 1 сомм в 1451 г. исчислялся в 5,65 лиры[2641]. Тогда оклад генуэзского консула составил бы 254,25 лиры в год, что намного ниже, чем у его венецианского коллеги, тем более учитывая вычеты стадий. Как уже упоминалось, перед 1415 г. должность консула в Трапезунде покупалась за 40 лир гроссов за год, что составляет нижний предел ее чистой доходности. Возможно, оклад отражает место фактории в сравнительной иерархии поселений двух республик, а опосредованным образом — и политику республик в регионе, и финансовое состояние самих факторий, связанное с торговлей.Глава 10.
Трапезундская империя стала известна Риму с момента ее образования[2642]
. Сохраняя православие, Великие Комнины состояли в союзе с Латинской империей и получали поддержку от императора Генриха I, о чем папа Иннокентий III, вероятно, знал.Э. Брайер выделяет 4 основные причины, вследствие которых папы были заинтересованы в контактах с трапезундскими императорами: 1) выгоды географического положения Трапезунда для католической пропаганды в Персии, Грузии и на Ближнем Востоке, подчиненном после 1258 г. монголам; 2) необходимость церковного обслуживания масштабной итальянской торговли; 3) значительность роли Трапезунда при заключении унии 1439 г.; 4) понимание того, что Трапезундская империя — потенциальный союзник Рима в подготовке антитурецкого похода[2643]
. Однако эти факторы действовали в разное время и с разной силой. Следует учесть обстоятельство принципиальной важности: папы постоянно пытались влиять на всю греческую, и в частности трапезундскую, церковь, чтобы добиться принятия ею католического вероучения, включив ее в орбиту папской политики на Востоке. Это общее направление то выступало открыто на первый план, то выражалось в виде идеального пожелания, отеческого наставления тому или иному императору.