История Трапезундской империи

Единственное описание посещения русскими Трапезунда в интересующее нас время принадлежит знаменитому путешественнику Афанасию Никитину, возвращавшемуся на Русь из Персии в 1472 г., когда Трапезунд был уже под властью османов. Путь Никитина лежал от Эрзинджана к Трапезунду, а оттуда морем к Каффе[3469]. Русский землепроходец привел интересные данные о войне правителя Ак-Куйунлу Узун-Хасана с турецким султаном Мехмедом II. Афанасий Никитин сообщил, что «Асанбег» послал против турок 40 тысяч своей рати, которая взяла Сивас, Токат, Амасью и пошла к Караману[3470]. Войска были близко от Трапезунда, и в городе сохранялась тревожная обстановка — искали лазутчиков Узун-Хасана. Никитин шел через территорию последнего и подвергся в Трапезунде досмотру, все его имущество забрали «в город, на гору» (т. е. в трапезундскую крепость) и обыскали, стремясь обнаружить грамоты от Узун-Хасана. Эттеров список «Хожения» добавляет, что имущество путешественника во время обыска было ограблено[3471]. Эти данные указывают на то, что и после падения Трапезундской империи в ее столице оставались сторонники прежней династии, в пользу которой действовал Узун-Хасан. Значение сочинения Афанасия Никитина для нашей темы, конечно, не исчерпывается приведенными в нем фактами из истории политической борьбы в Малой Азии. Эта книга знакомила более широкий круг русских людей с далекими землями, в числе которых был и Трапезунд.

Весьма показательно, что сложившиеся в более ранний период связи Московской Руси с понтийским регионом сохранились и после турецкого завоевания последнего, заметно усиливаясь к концу XVII в. В 1688 и 1694 гг. в Москву за подаянием приезжали архимандриты трапезундского монастыря Св. Георгия[3472], в 1693 г. здесь была целая делегация от трапезундского Вазелонского монастыря во главе с архимандритом Лаврентием, которая получила царскую жалованную грамоту, а один из членов посольства, греческий ученый иерей Гервасий, остался в Москве для преподавания[3473]. В 1742 г., когда вводилась унифицированная форма распределения милостыни монастырям Востока, тот же Вазелонский монастырь был в числе получивших право на выплату из российской казны 175 рублей каждые 5 лет[3474].

Что же знали наши предки о Трапезундской империи? Скудость источников затрудняет ответ на этот вопрос. И все же некоторые факты обращают на себя внимание. Как правило, трапезундские владения не рассматривались в числе византийских территорий, а позже выделялись и среди турецких земель[3475]. Само название Трапезунда всплывает подчас у составителей и редакторов самых разнообразных русских источников. Укажем на добавление XV в. в Уставе князя Всеволода. В Соловецком списке этого новгородского памятника редактор ввел отсутствующее в других списках замечание: киевский митрополит Михаил был взят князем Владимиром «от земля Трапизоньскыя к Белой Руси, к граду Киеву»[3476]. Другой пример — упоминание трапезундской митрополии в русских летописях при изложении Устава (нотиции епископий) Льва Премудрого[3477]. С Трапезундской империей мы встречаемся и в произведениях древнерусской литературы, связанных с турецкой темой. В «Сказании брани венециан противу турецкого царя» говорится о покорении Трапезундского царства османами. И хотя эта повесть, вероятно, принадлежит к числу переводных произведений, она значительно переработана, приспособлена к русским вкусам и представлениям начала XVI в. Несмотря на историческую недостоверность многих свидетельств повести, сдвиги в хронологии событий, она верно оценивает общий ход османских завоеваний, указывает важнейшие из них. О Трапезундской империи говорится трижды на восьми страницах рукописи, в то время как даже Константинополь упомянут лишь раз (правда, сведения о его падении точнее)[3478].

Все приведенные данные, однако, на наш взгляд, не дают оснований говорить об особой роли Трапезундской империи как наследницы Византии в связях с Русью с 1453 по 1461 г. Это было исключительно тяжелое время для империи Великих Комнинов. Интенсификация связей в этот период в источниках не прослеживается, не менялся и характер взаимоотношений. При всей значительности политических и церковных связей Трапезунд не мог иметь для Руси того же значения, что и Константинополь. Если бы Трапезунд мог казаться на Руси преемником Византии, это нашло бы адекватное выражение в русских источниках. Кроме того, и в этот период Морея имела более важное значение для Руси, чем Трапезунд[3479].