История Трапезундской империи

Владения тюрок, доходивших, до Пафлагонии и окрестностей Константинополя, все же располагались чересполосно. Стабилизация Византии, достигнутая с воцарением Алексея I Комнина (1081–1118), позволила ей мобилизовать все силы и существенно потеснить сельджуков. При этом Комнины в значительной мере использовали и свои собственные, родовые, ресурсы в Пафлагонии[583]. Однако Понт, особенно Западный, оставался уязвимым местом, о чем свидетельствуют и кратковременный захват Синопа в 1084 г. отрядом некоего Каратыка или Каратегина, возможно, одного из эмиров Малик-шаха[584], и овладение турками рядом прибрежных земель и крепостей, о чем недвусмысленно писала Анна Комнина. Захват Синопа был спровоцирован тем, что там находилась часть царской казны, доставленная туда для оплаты войск или в результате сбора торговых налогов[585]. Алексею I удалось вернуть Синоп дипломатическим путем или, возможно, склонив к переходу на сторону византийцев некоего чауша, ивира по матери, принявшего затем христианство. Тот, будучи послом султана, использовал данную ему грамоту для вывода войск сельджуков из припонтийских городов, включая Синоп. Грамота должна была иметь силу при согласии Алексея I на династический брак с домом султана, о чем Алексей сначала даже не стал вести переговоров, а затем затянул их, вплоть до смерти султана из династии Великих Сельджукидов Малик-шаха I (1072–1092). После возвращения Синопа губернатором туда был назначен родственник императора Константин Далассин[586].

Тем не менее ослабление центра и отдаленность Халдии позволили Таврам создать на территории Понта полусамостоятельное княжество. До того времени Понт не проявлял тенденций к обособлению, а Трапезунд, как мы видели, сохранял проимперскую позицию во время феодальных мятежей. Что же изменилось? Во-первых, все очевиднее сказывалась неспособность центра отстоять Понт от внешних врагов. Во-вторых, росла и укреплялась местная знать, не занимавшая значительных постов в столице и связанная своими экономическими и политическими интересами с Понтом. В-третьих, подъем городов, обозначившийся с X в. давал некоторые дополнительные ресурсы для автономистских сил. В-четвертых, была сохранена система локальной обороны фемы, опиравшаяся на местные военные отряды и хорошо защищаемые крепости и горные проходы. Реально в этой ситуации и произошло, видимо, соединение интересов местных динатов и городской верхушки и выразителем этого стала династия Гавров, прославленная подвигами и освященная ореолом мученичества за веру и родину ее основателя дуки Халдии и севаста св. Феодора Гавры. Алексей I мирился с полунезависимостью Гавры, понимая его значение в защите рубежей империи.

Феодор Гавра, возможно, был из семьи армянского происхождения[587] и родился, как сообщает Анна Комнина, в горных районах Халдии[588]. Один из источников (правда, более поздний) указывает даже место: селение Атра (Эдре) близ Трапезунда[589]. Уточнить это пока не представляется возможным[590]. Еще в юности Феодор поклялся изгнать «агарян» из области Трапезунда и выполнил затем эту клятву[591]. После освобождения Халдии Алексей I утвердил Феодора дукой[592], но тот правил на Понте фактически самостоятельно с 1075 г. вплоть до смерти 2 октября 1098 г. (или, возможно, позднее). Выражением этого стала и чеканка им монеты с изображением его св. патрона Феодора Стратилата[593] или иногда св. Димитрия. Собственную монету продолжал чеканить и племянник Феодора Константин Гавра. При этом трапезундские монеты не следовали принципам реформы Алексея I 1092 г. и сохраняли нерегулярный весовой стандарт[594]. Феодор Гавра, что подтверждается печатями, носил один из высших тогда в империи титулов севаста. Византийские источники отмечали богатство, храбрость и непобедимость Гавры (до его гибели он не знал поражений), а Алексей I, назначая его дукой, стремился удалить Феодора из столицы, опасаясь его дерзости и энергии, как писала Анна Комнина[595].