История Трапезундской империи

Борясь за византийское наследие, трапезундские Комнины, как и их никейские или эпирские соперники, сначала исходили из прежних универсалистских представлений, опирались на единую идейную традицию и решали одну и ту же задачу: каким образом оформить императорскую власть, не обладая «театром ойкумены», царственным градом, захваченным вообще неромейским правителем? Они выбрали в целом один и тот же вариант: создания «вторых» Константинополей в Никее, Трапезунде или даже в Тырново (ибо и болгарский царь принимал участие в возможной «реконкисте» и даже величал Тырново Царьградом)[867]. Никейские правители вскоре смогли опереться на авторитет Вселенского патриарха, что значительно усилило их позиции. Для трапезундских Комнинов один из аргументов в борьбе за симпатии греческого населения Малой Азии был ясен, и они сделали ставку на него: только они были прямыми потомками и наследниками по мужской линии константинопольских Комнинов, притом незапятнавшими себя связями с непопулярной и ответственной за катастрофу династией Ангелов, как Ласкари или Дуки. Принимая такой же титул, как и византийские государи («NN во Христе Боге верный царь и автократор ромеев»), Алексей и Давид добавили к эпониму Комнин слово «Великий» для обозначения старшинства своего рода, своей генеалогической линии среди других претендентов[868]. В полемике с ними противники апеллировали к тому, что их непосредственным прародителем был тиран Андроник I, называя трапезундских Комнинов «ехидниным исчадьем»[869]. Но этот аргумент не снимал легитимной правоты династических притязаний Алексея и Давида.

И если возврат к идеям старой императорской идеологии был простым и естественным, то поиск «своего» культа, объединяющей идеи был сложен. Мы знаем об этом по немногим отрывочным и косвенным данным, в первую очередь — по печатям и монетам первых Великих Комнинов.

Печати Алексея до недавнего времени не были известны. В 1963 г. на трапезундском акрополе был найден моливдовул с изображением на лицевой стороны полководца в воинских доспехах и островерхом шлеме, которого за руку ведет св. Георгий[870]. Надпись над изображением полководца гласит: «Алексей Комнин», а над святым — Ό 'Ά(γιος) Γεώργιος. На обратной стороне мы видим сцену Воскресения, сошествия Христа в ад, более традиционную для печатей архиереев[871], с надписью Н НАГІА ΑΝΑΣΤΑΣΙΕ. Образы печати выбраны, безусловно, не случайно и отражают как политико-идеологические мотивы[872], так и памятные или важные для владельца события или обстоятельства. События эти связаны с военной кампанией или походом — св. Георгий как бы вводит одержавшего победу государя в крепость или в город, жестом левой руки открывая ворота или представляя владельца печати небесному покровительству. Из текста «Трапезундской хроники» Михаила Панарета нам известна самая выдающаяся победа Алексея — его вход в Трапезунд в апреле 6712 (1204) г.[873] Более точную дату он не сообщает. В апреле 1204 г. Пасха — праздник Воскресения — приходилась на 25 апреля, а день памяти великомученика Георгия Победоносца — 23 апреля. Не связаны ли с двумя этими датами главные события в жизни Алексея и в истории Трапезундской империи: его вступление в город и провозглашение императором? В конце апреля он уже мог знать о захвате 12–13 апреля крестоносцами Константинополя и бегстве Алексея V Мурзуфла, что давало ему основание для претензий на византийский трон. Появление на печати св. Георгия могло быть связано и с его особым почитанием как византийскими Комнинами, так и грузинскими Багратидами, игравшими немалую роль в утверждении Алексея на престоле. Примечательно в этой связи, что на медных монетах трапезундских Комнинов XIII в. также изображен св. Георгий[874]. Еще на одной печати, предположительно трапезундского монастыря Богородицы Богохранимой (Феоскепаста) XIII–XIV вв. наряду с изображением Оранты имеется на реверсе образ двух святых-воинов — св. Георгия и св. Феодора[875]. Какой из Феодоров — Тирон, Стратилат или Гавра там представлен — неясно. Не исключена, однако, связь образа св. Георгия и Оранты с той же традицией.