С потерей надежды на восстановление Византии под скипетром Великих Комнинов и превращением Трапезунда в столицу империи в нем возводятся или реконструируются храмы, которые должны были символизировать и освящать новую империю. Особое значение придавали постройке и украшению храма Св. Софии. В то время как константинопольская София была в руках «латинян», трапезундская мыслилась как ее аналог и символ. Для нее выбрали место на возвышенном месте недалеко от моря, храм поставили на высокий подиум (уникальная черта в византийской архитектуре), интерьер и наружные стены украшали лучшие мастера по особой своеобразной живописной программе. Ктитором и строителем был император Мануил I (1238–1263), в правление которого были достигнуты немалые внешнеполитические успехи, раздвинуты границы империи. В 1214–1235 гг., поданным Э. Брайера, в Трапезунде полностью перестраивается храм Богородицы Златоглавой (Хрисокефал). Он превращается в место коронации и погребения императоров, для чего в нем были устроены метаторий, галереи и амвон в центре храма, что позволяло служить особую литургию при коронации василевса[884]
. Широкое городское строительство, возведение нового пояса крепостных стен, новых храмов — все это должно было придать Трапезунду облик столицы.Создавая новую империю, трапезундские императоры, по существу, не пересматривали старую универсалистскую византийскую концепцию. Они воссоздавали на Понте «малую Византию», равно как и Ласкари, не считая, вплоть до 1282 г. (о чем ниже), своих соперников подлинными василевсами. Вместе с тем после 1214 г. политическая обстановка четко указала им ориентир на консолидацию власти именно и только на Понте. Окончательный проигрыш борьбы за Синоп во второй половине XIII в. закрепил эту тенденцию. Так св. Евгений и укрепился как главный паладин и защитник его родины и династии Великих Комнинов.
Глава 3.
1. Население империи
Основную часть населения Трапезундской империи, как и в византийские времена, составляли греки и эллинизированные местные народности. Греческий этнос определял культурное и политическое развитие региона, что вполне понималось и отмечалось современниками[885]
. Однако это были греки-понтийцы, составлявшие особый субэтнос, говорившие на особом древнем диалекте. Наряду с ними в городах империи проживали и греки, выходцы из Константинополя, других городов Анатолии, островов Эгеиды, Крыма и даже Балкан. Впрочем, их численность вряд ли была велика, и составленные нами просопографические анкеты обнаруживают либо их чиновно-административные, либо торговые занятия. Немалая часть из этих, непонтийских, греков прибывала в Трапезунд на ограниченный срок либо при конъюнктурных обстоятельствах политической борьбы в Византии (например, составляя оппозицию политике императоров-униатов Михаила VIII и Иоанна VIII Палеологов или эмигрируя в годы гражданских войн и исихастских споров). Немалая часть торгового люда стекалась в Трапезунд и другие города империи вместе с волнами итальянской колонизации или из областей Латинской Романии.Нередко источники упоминают халдов. Хотя до конца XII в. Понт входил в состав византийской фемы Халдия, под халдами в собственном смысле слова понимали эллинизированное население южных окраин области. За халдами (как в Византии за пафлагонцами) укоренилась слава неотесанных мужланов, грубых и несведущих в делах. Иоанн Лазаропул не раз в таком смысле характеризует халдов и пайпертцев[886]
, отмечая, впрочем, и их достоинства как храбрых воинов[887].Картвелы (именуемые иногда колхами) жили не только на границах средневекового Понта, но и в самих его городах, включая Трапезунд. Однако ошибочно, как это делает Э. Жансан в своей книге, писать о «Трапезунде в Колхиде»[888]
. В лучшем случае это архаизм уже для Средневековья. Решающим аргументом против такой дефиниции являются свидетельства самих средневековых греческих текстов. Уроженец Трапезунда Иоанн Ксифилин, например, прямо указывает, рассказывая о женщине из Колхиды (т. е. грузинке), что Колхида — сопредельная (όμορος) Трапезунду земля[889]. Как о соседних с Понтом землях писал о Колхиде и Дука[890]. Другое дело, что лазы, народность, чей язык принадлежал к картвельской группе, продолжали, как и ранее, составлять весьма значительную, возможно, вторую по численности, этническую категорию населения Понта. Местами их наиболее плотного расселения были восточные и южные районы (Сирмена, Ризе, Лазика, Хериана)[891]. Лазы составляли собственные воинские отряды и играли большую роль как в обороне империи, так и в событиях гражданских войн[892]. В период Средневековья происходил процесс их слияния с древним чанским населением Понта[893], продолжавшим проживать в Мацуке и Халдии[894].