История Трапезундской империи

Печати брата Алексея I, Давида, напротив, известны давно и основательно изучались. На одной из них изображен царь Давид на троне. Надпись на обороте гласит: «Царь Давид, сделай незыблемой силу письмен Давида Комнина, царского внука». Здесь примечательно лишь подчеркивание уже упомянутой линии родства и вполне традиционное обращение к святому, покровителю владельца. Никаких указаний на возможные события или на особую символику нет[876]. Другая печать породила научную дискуссию. На ней изображен в рост св. Елевферий, а надпись гласит: «Давида Порфирородного слова утверди Елевферий, святитель Божий»[877]. Первый исследователь печати Η. П. Лихачев без колебаний отнес печать к брату основателя Трапезундской империи Давиду и отождествил Елевферия как священномученика, епископа Иллирийского, «совместив» этого святого с другим, кубикуларием Максимиана, погребенным в Тарсе. Η. П. Лихачев не привел каких-либо объяснений причин появления этого святителя на понтийской печати. В. Лоран отнес моливдовул к 1205–1206 гг. и интерпретировал имя Елевферия согласно его прямой символике — «Освободитель», полагая, тем самым, что так Давид хотел выразить свои цели — освобождения Понта и Византии.

Э. Брайер посвятил детальное исследование этому сюжету. По его мнению, св. Елевферий из Тарсии (области на р. Сангарий, севернее Плусиады) был выбран для печати как патрон ключевого района, оспариваемого в борьбе между Ласкарем и Давидом в 1205–1208 гг. Э. Брайер настаивал на независимости действий Давида от брата в его планах выйти к Константинополю. Д. И. Коробейников предложил недавно другую интерпретацию. Печать Давида с изображением св. Елевферия Тарсийского, чья память отмечается 15 декабря, возможно, отмечала одну из побед Давида, приходившуюся на эту дату, вероятно, снятие осады с Ираклии Понтийской Ласкарем (при помощи отряда латинян) в 1206 г.[878] Ни одну из гипотез нельзя исключить, но ни одна из них не является ничем большим, чем предположением, не исключающим и другие версии. С очевидностью можно говорить лишь об одном: Великие Комнины «искали» своего святого патрона, паладиум своего государства. И св. Елевферий, как кажется, не был случайным в этом поиске. Неизвестная до недавнего времени печать Катакалона Гавры (второй половины XII в.) также имела на аверсе изображение этого святого, притом также в рост, в омофоре и с Евангелием[879]. Катакалон Гавра неизвестен нам из других источников. Ясна лишь его принадлежность к понтийскому роду, но все более очевидным представляется какая-то, непонятная до конца, связь этого святителя со знатными понтийскими фамилиями.

В качестве патрона и защитника своей державы Великие Комнины рассматривали и Богородицу[880], и св. Георгия[881], и пророка Давида, и св. Евгения, и Елевферия Тарсийского… Поразительно, но на этом этапе в такой роли не представал основной, истинно местный святой-воин Феодор Гавра. Причин тому, наверное, было две. Созвучие имени святого главному врагу — Феодору Ласкарю и, что важнее, иной смысл идеологических устремлений Комнинов в этот ранний период: не создание местного Понтийского государства, а реставрация византийской монархии. Для этой цели местный трапезундский святой, к тому же оспаривавший власть у константинопольских прародителей Великих Комнинов подходил мало.

Выбор покровителя державы был сделан после утраты Пафлагонии и Синопа. Когда стало ясно, что предстоит создавать «местную империю», склонились к обоснованию и воссозданию культа св. Евгения. И хотя основа всеобъемлющего почитания святителя была создана в царствование Алексея II и Алексея III, уже на первых известных серебряных аспрах Великих Комнинов, Иоанна I (1235–1238) и Мануила I (1238–1263), равно как на медных монетах Мануила и Георгия (1266–1280) помещается изображение св. Евгения[882]. Оно станет затем неотъемлемым для всех последующих аспров Трапезундской империи. Медальон с изображением св. Евгения украшал и ныне несохранившееся изображение Мануила в храме Св. Софии[883].