История Трапезундской империи

Скрещивание важных морских и сухопутных дорог поднимало значение Трапезунда, его оценку современниками. В трапезундской и отчасти византийской исторической литературе и деловых источниках Трапезунд называют πόλις ευδαίμων, μεγίστη (счастливый, богатый, великий и прекрасный город), мегалополь[1101]. Однако сам по себе литературный штамп не имеет силы доказательства, если не подтверждается другими материалами. Уже в XIII в. у западного историка сложилось представление о том, что государь, правящий Трапезундом, отличался богатствами[1102]. В XIV в. Абульфида, следуя своему предшественнику Ибн Саиду, писал о Трапезунде как о знаменитом порте Черного моря[1103], ал-Умари подчеркивал известность и значительность империи, уважение к ней со стороны окружающих правителей и папы[1104]. В начале XIV в. Одорико Порденоне, а затем Мандевиль назвали Трапезунд портом Понта, добрым городом, общим рынком для персов, мидян и других народов[1105]. Клавихо, посетивший Трапезунд в начале XV в., отметил его прекрасную укрепленность, обилие садов в предместьях и красивый торговый квартал, расположенный на берегу моря[1106]. О тех же достоинствах, с добавлением, что земля приносит Трапезунду большие доходы, писал через три десятилетия Перо Тафур[1107]. А в середине XV в. Иосафат Барбаро свидетельствовал о величине и благополучии земли, множестве сел и небольших замков в округе[1108]. В это же время генуэзские документы называли города Трапезундской империи nес paucas, nес contemnendas urbes[1109]. Иеромонах Григорий, автор «Жития» св. Иоанна Нового, мученика родом из Трапезунда, именует столицу империи «славным и великим градом», повсюду известным своим изобилием, проистекающим от богатой морской торговли[1110].

По традиции, начиная с В. Гейда, исследователи уделяли основное внимание посреднической торговле[1111], а местное ремесло практически не изучалось. К сожалению, мы не располагаем данными об организации производства в Трапезунде и других городах Понта, а источники для рассмотрения самих предметов ремесла и ремесленных профессий скудны[1112].

Виссарион Никейский называл свою родину «эргастирием и эмпорием всей вселенной»[1113]. Иоанн Евгеник писал, что Трапезунд сам для себя производил все необходимое и нуждался в малом из привозимого извне, в то время как приезжие купцы нуждались во многих его продуктах[1114]. Но это — данные энкомиев. Их можно принять лишь за свидетельство (может быть, преувеличенное) о наличии ремесленного производства и его связях с торговлей, не более. Правда, энкомий Виссариона отличается в ряду произведений этого жанра большей конкретностью и предметностью описаний. При неизбежности некоторой формализации и стандартизации энкомий довольно точно описывает многие реалии средневекового Трапезунда, чему есть убедительные подтверждения в произведениях других авторов, в документах и топографических данных. Ряд сведений Виссариона, уроженца Трапезунда, уже давно имеет репутацию надежности у исследователей[1115]. Виссарион писал, что мастерские в Трапезунде были расположены прямо на рыночной площади, за стенами города (на Майдане). Здесь мастера непосредственно сбывали свою продукцию и покупали нужные им товары. Он отмечал и изобилие мастеров-технитов по сравнению с другими городами[1116]. Впрочем, далеко не все необходимое могло производиться в Трапезунде. К примеру, даже стеклянные лампады для монастыря Св. Евгения приходилось закупать в Константинополе или ближе — в Фасиане (Басиан, к северо-востоку от Феодосиуполя/Эрзерума), пока она не была завоевана сельджуками в конце XI в.[1117]

Немалая группа трапезундских ремесленников была занята в строительном деле[1118]. Это были и каменотесы, и печники, и плотники, и корабелы[1119]. Постоянная военная угроза вынуждала уделять большое внимание возведению фортификационных сооружений[1120]. Материал для строителей отчасти поставляли лесорубы[1121].

Вторая большая группа мастеров представлена металлистами: кузнецами и мастерами по железу[1122] и серебру[1123], ювелирами[1124], оружейниками[1125], чеканщиками монеты[1126].