История третья: На склоне Немяна Тамаля

Все рассмеялись, только Сиф мазанул взглядом по часам — старая привычка, когда на душе не совсем то же, что в голосе… Но Арбат, милый, шумный Арбат, не дал зациклиться на тягостных мыслях. Зашумел, обнял, принял в себя. Арбат — город в городе. Он — не просто одна длинная улица, не только она и не столько она. Арбат — кружева переулков вокруг, миниатюрные кафе-забегаловки, зелень дворов и глухие кирпичные тупики. Неповторимое место, где можно найти любого человека: священника, профессора, хиппи, панка, художника, музыканта или маму с детьми. Арбат не предаст, всегда останется собой. По нему нельзя просто так гулять, на нём надо жить.

Раста шагала, ухватив друзей за руки, и просто счастливо улыбалась, словно всё вокруг было одним большим подарком. Каша вертел головой в поисках знакомых лиц — и успешно находил их. Музыканты всех видов и мастей, от строго «консерваторного» мальчика в костюме и со строго по правилам поющей флейтой, до седого взлохмаченного старика со смычком и пилой, извлекающего из своего инструмента поистине космические звуки, на Арбате были не первый день, давно поделив места и время суток. Художники, вооружённые самыми разными кистями, красками, углём, пастелью, баллончиками, маркерами и всем, чем только можно оставлять следы на бумаге, тоже все были знакомы с ребятами давным-давно.

— А знаете, — вдруг сказал Спец, о чём-то задумавшись, — в Заболе я встретил одного парня. Художника. Ещё из моего детства… Вот он рисует потрясающе. Помнишь открытку, Раст?

— Помню, конечно!

— Это его… Забавно, с тех пор мне все чужие рисунки кажутся странными и… не такими яркими, законченными? Он — гений.

— Просто привычка, — ревниво отозвался Каша. Он всегда патриотично ревновал, когда речь заходила о том, что где-то что-то лучше. Пусть даже всего лишь одни художник.

— Наверное, — Сиф широко улыбнулся. — А ещё он натурально псих. И…

Он говорил, рассказывал, травил байки и был неописуемо, горячо благодарен Арбату за возможность говорить правду. Ну и пусть, что всего лишь частичную.

На углу, у киоска «Печать», Расточка вдруг ткнула пальцем в фотографию на обложке одного журнала, посвящённого всяким политическим новостям:

— Спец, ты только глянь, как этот офицерик на тебя похож!

Сиф чуть не протаранил киоск — тело перестало слушаться и всё так же шагало вперёд… Споткнулось, и сознание вновь вернулось.

С фотографии царственно взирал Великий князь — с трапа самолёта. Ну а рядом с ним — вся его компания: секретарь, советник Одихмантьев, полковник Заболотин-Забольский, два телохранителя-близнеца и молоденький белобрысый фельдфебель. Совсем ребёнок… хотя, конечно, далеко не у каждого повернётся язык так о нём сказать, потому что подросток, пытаясь скрыться за спиной одного из телохранителей, смотрит на мир со взрослой серьёзной усталостью.

Каша глянул на журнал и скептично скривился:

— Да ну, для тебя, Раст, все белобрысые на одно лицо…

— А вот и нет! — обиделась Расточка. — Они со Спецом и правда похожи.

Каша с громадным сомнением на лице перевёл взгляд с прилизанного офицерика в парадной форме — на лохматого Спеца в зелёно-рыжей рубашке «в мелкий пацифик» и обратно.

— Раст… Это всё, конечно, круто, но «Принца и нищего» мы на инглише читать уже закончили. Неделю назад.

Расточка смутилась. Теперь она и сама видела, что даже на «Принца и нищего» совпадение не тянет.

— Спец, а у тебя ведь опекун… ну, всем этим в Заболе занимался?

Это, пожалуй, был самый безопасный вопрос. Она этого не знала, но Сиф улыбнулся облегчённо:

— Занимался. Там знаешь, сколько народу «этим» занималось?

— Дофига, — беспечно улыбнулась Раста. — Верно?

— Именно.

— Ну вот видишь, как я умная… А кто этот парень?

Сиф задумчиво посмотрел на фельдфебеля с фотографии.

— Это, Раст, крестник Великого князя. Самый юный офицер Лейб-гвардии.

Но последнее Расточку уже совсем не интересовало.

… Где-то на повороте в Сивцев Вражек к ним пристал нетрезвый парень в мятом камуфляже. Размахивал руками и с напором говорил про «защитников Родины». Недавний дембель, он с пафосом твердил о своей доблести и о том, какая честь — служить Отчизне. Минут через пять речь стала приобретать всё более агрессивный характер. Сворачивая в один из тихих зелёных двориков, Каша не выдержал и обернулся:

— Слушай, я не понял, ты чего за нами тащишься?

— А вы того… заблудшие, — с пьяной жалостью объяснил дембель. — Вон, какой причесон у тебя бабий. Но ничего, вас можно, это… на путь истинный, во! Наставить. Р-родину защищать надо!

Интонациями он больше напоминал протестантского миссионера, чем защитника Родины.

— Защищать — от таких вот «защитников»! — вспылил Каша. — От тех, кто весь мир готов в войну ввергнуть!

— Не надо так говорить, — тихо обронил Спец, придерживая Кашу за плечо.

Каша не услышал или просто не захотел останавливаться. Продолжал напирать на дембеля, перечисляя, что причиняют Родине её «защитники». Дембель не стал дожидаться окончания речи и полез исправлять свой миссионерский провал силой.