Столь-же мало имели успеха и представленія лорда Кестельри. В записке, поданной Императору Александру англійским министром, было упомянуто, что, по условіям договоров, заключенных в Калише, Рейхенбахе и Теплице, положено разделить герцогство варшавское между Россіею, Пруссіею и Австріею, и что присвоеніе герцогства с четырьмя милліонами жителей было-бы „вероломствомъ“. По мненію лорда Кестельри, проект Русскаго Государя не мог быть разсматриваем как нравственный долг в отношеніи к Польше, и в особенности, когда исполненіе такого долга угрожало безпокойствіями соседям и волненіями собственной стране. Ежели Император убежден, что следует улучшить быт Польши образованіем изъ нея самостоятельна™ владенія, то он может это сделать с принадлежащими ему польскими провинціями и частью герцогства, которая достанется Россіи. Пусть возстановится нація вполне независимая, а не сделается из нея страшное орудіе в руках сильнаго государства. Подобная либеральная мера была-бы принята с восторгом всею Европою. Конечно — по обыкновенным государственным разсчетам — освобожденіе Польши было-бы жертвою со стороны Россіи; но если Император не готов к такой жертве, то он не имеет никакого права делать подобные опыты на счет своих союзников и соседей. Он не может надеяться, чтобы уполномоченные Австріи и Пруссіи добровольно со? гласились оставить открытыми свои границы. Представители Великобританіи, Франціи, Испаніи и вероятно всех прочих государству больших и малых, руководятся одинаковыми соображеніями на счет этого проекта. Ежели Император, настойчиво поддерживая его исполненіе, займет войсками герцогство варшавское, то не останется ничего более, как объявить всем министрам собранным в Вене, что действія русскаго правительства не позволяюсь надеяться на успех устройства дел предположеннаго в Париже....(18).
Как в письме Императору Александру, лорд Кестельри распространялся о содействіи Англіи в расширеніи пределов Россіи, то Государь счел нужным возстановить истинный смысл заслуг, оказанных ему англійским правительством. „Все сделанныя мною пріобретенія—писал онъ—имеют оборонительное значеніе. Еслибы мне не удалось заключить мир с Турками, то мог-ли-бы я употребить против общаго непріятеля все свои средства и была-ли-бы освобождена Европа? По словам
К письму Государя был присоединен меморандуму составленный, по Высочайшему повеленію, Чарторыским и Анштеттом: в этом документе излагалось, что договоры 1813 года, на счет герцогства варшавскаго, в настояшее время, не могут иметь никакого значенія, будучи заключены тогда когда Австрія и Пруссія еще не имели в виду огромных владеній, ныне им доставшихся. За уступкою этим державам четвертой доли народонаселенія и трети доходов герцогства, Россія, (по разсчетам — весьма неточным — князя Чарторыскаго) получила-бы всего на вое 2,200,000 душ и около 8-ми милліонов гульденов (до 5-ти милл. рубл. сер.) дохода. Можно-ли назвать такой участок громадным в сравненіи с теми, которые достались Австріи и Пруссіи, в странах богатых естественными произведеніями и промышленностью?... Найрасно полагают, будтобы с присоединеніем герцогства страшная опасность угрожает беззащитным столицам Австріи и Пруссіи: на стороне первой—естественныя преграды; другая прикрыта крепостями; напротив того, герцогство, выдающееся между этими государствами, может быть охвачено их арміями. Возвращені е національности Полякам — по мненію князя Чарторыскаго — также не должно внушать опасеній, и, напротив того, будет вернейшим средством утишить их безпокойство.... (19).