История царствования императора Александра I и России в его время. т.5. (1871)

Весьма естественно, что первыя донесенія о Семеновском происшествіи, полученныя Государем, были неудовлетворительны. Император Александр мог видеть из них только то, что все меры, принятыя для возстановленія порядка, оказались безуспешны. Вместе с офиціальными известіями пришли частныя письма: графа Кочубея к Государю, а генерала Васильчикова и флигель-адъютанта Дмитрія Петр. Бутурлина князю Волконскому, о содержаніи которых также было доложено Императору. В этих письмах, о-бок с успокоительными сведеніями, было много такого, что могло возбудить подозренія в склонном, по характеру своему, к недоверчивости Александре. Описав все притесненія Шварца, подавшія повод кь печальному событію, Вутурлин писал, что: „офицеры способствовали общему раздраженію неосторожными разговорами при солдатах, имевшими целью выказать все, что было предосудительнаго в поступках Шварца". (Les esprits s’aigrissaient de plus en plus. Les officiers y contribuaient par les imprudentes conversations, qu’ils se permettaient en pr'esence des soldats, et qui avaient pour objet de diffamer encore davantage leur chef, en relevant avec ^apret'e tout ce qu’il y avait de r'epr'ehensible dans sa conduite). Далее было сказано, что: „в ночь на 18-е октября, три фузелерныя роты 1-го баталіона, выйдя из своей казармы, вломились к прочим баталіонам, увлекли их с собою и явно возстали, требуя прежде всего, чтобы им возвратили гренадерскую роту. (Dans la nuit du dimanche au lundi, les trois compagnies restantes du premier bataillon sortent de leur casernes, enfoncent les portes des celles des deux autres bataillons, les rallient `a elles et se declarent en pleine insurrection, exigeant avant tout qu’on leur rende la premi`ere compagnie). На счет офицеров, Бутурлин писал, что „они колебались между опасеніем стыда, которому подвергся их полк, и удовольствіем мести Шварцу". (Les officiers semblent flotter entre la crainte de la honte qui va rejaillir sur leur corps et le plaisir de se voir veng'es de Schwartz). Положеніе дел было начертано мрачвыми красками. „Невозможно считать опасность вполве минувшею—писал онъ—тем паче, что дух всех пехотных полков был необыкновенно возбужден, и сами начальники объявили, что не могли ручаться за своих солдат. Преображенцы явно роптали и горько сетовали об участи постигшей их дорогих товарищей, говоря, что и они также пропадут, как Семеновцы. Солдаты Московскаго полка, при встрече с Семеновцами, шедшими в крепость, обнимали их, со слезами. Лейб-гренадеры, стоявшіе в карауле у каземат крепости, кричали: сего дня— очередь Шварца; не худо было-бы, еслиб завтра

пришла такая-же Ст у. Даже Лейб-гренадеры, на-

иболее надёжные из всех пехотных полков, колебались и не хотели идти против своих товарищей, и чтобы вобудить их к тому была нужна энергія Бистрома".... О кавалеріи Бутурлин, напротив, относился выгодно, приписывая ея безусловное повиновеніе тому, что она, большею частью, состояла из Малороссіян, не имевших почти никаких сно-

зз

шеній с Русскими, служившими в пехоте. К тому-же, писал он, кавалерійскими полками командуют Русскіе, пользующіеся большею доверенностью своих солдат, нежели Немцы—командиры пехотных полков (²³).

Граф Кочубей писал Императору, что „хотя такое происшествіе в одном из полков гвардіи было весьма прискорбно, однако-же, с другой стороны, нельзя не утешиться тем, что волненіе войск не имело никакой политической цели, подобно тому как случалось в других странах, что оно ограничилось одним полком, и что даже самые участники в безпорядке выказали покорность, необычайную для людей, раздраженных до крайности и могших оказать явное сопротивленіе“. Но, за тем, Кочубей обвинял офицеров, которые „относились с презреніем о Шварце перед своими подчиненными и не позаботились знать то, что делалось в их команде" (²⁴).