Появляется, однако, и более обыденное выражение такого противопоставления, часто банального и привычного, иллюстрирующего идеал идентичности, на деле оказывающейся ограниченной, скованной обстоятельствами или придуманной. «Жертвы» множатся. Это явление касается кого угодно и каких угодно условий. К выгоранию «дискредитированного» работника теперь добавляются выгорания «ребенка», «подростка», «студента», «исследователя», «членов семьи», «предпринимателя», «влюбленного», а также «спортсмена» – это «молчаливое зло, которое грызет спортсменов»1979
: многие из них жалуются на то, что «из них делают роботов»1980. Все они регулярно переживают неудачи, их мучает несоответствие между ожиданиями и реальностью, существующий разрыв между тем, кем они «являются», и тем, кем себя «считают». «Вы подпитываете фрустрацию: все не так, как вам хотелось бы»1981, – говорят комментаторы «любовного выгорания». «Идеалистическому представлению родителей о семейной жизни противостоит реальность»1982, – вторят им комментаторы «семейного выгорания».Это также делает осмысленной решительную борьбу за эмансипацию: среди прочего осуждается «психическая нагрузка» как часть домашней работы, которую испытывают женщины. Посмотрим на цифры: в 2010 году женщины выполняли 71% работы по хозяйству и 65% родительских обязанностей1983
. Осуждается утомление, душевная усталость, их пагубное влияние на все поведение: «Это вредное явление постоянно занимает ум, влияет на сон. На работе труднее сосредоточиться»1984. Эмма, дизайнер, разместила в своем блоге картинку, изображающую «психическую нагрузку», под ироничным заголовком «Fallait demander»1985 («Надо было попросить»), получившую несколько сотен тысяч положительных откликов.Есть нюансы по симптомам. Не всякий раз случается доказанное выгорание с его драмами, глобальным крахом, вызываемой им потерей себя, иногда это «тихая» назойливая усталость, вызывающая тревогу, замедляющая движения и приносящая разнообразные страдания. Таково это болезненное и новое восприятие, можно сказать, настойчивое, касающееся каждого способа бытия, каждого интимного состояния, как физических впечатлений, так и психических; постоянная тревога о том, что бесконечно может «сопротивляться» или, проще говоря, обнаруживать неизбежные пределы существования. Символом этого стали многие герои современной литературы. Например, персонаж Микаэля Делиля из «Дворца усталости», опыт которого, на первый взгляд безобидный, всегда оказывается неприятным и бесконечно повторяющимся, этот опыт сосредоточен на отсутствии чего-то важного, на отдалении, зависимости как от недоступного «учителя», так и от слишком решительных друзей. И вновь и вновь появляющееся утверждение: «Почему я не смог пойти своим путем?»1986
Или герой Мишеля Уэльбека, неспособный восстановить силы, «раздавленный» непреодолимой пропастью между проектами и реальностью, приговоренный к «серотонину», который, в свою очередь, обречен лишь на слабое поддержание жизни:Юношеская дружба, возникшая в студенческие годы – и, откровенно говоря, единственная настоящая дружба, – не выдерживает испытания взрослой жизнью, мы пытаемся избегать встреч с друзьями юности, не желая сталкиваться со свидетелями своих обманутых надежд и лишний раз убеждаться в собственном крахе1987
, 1988.Свидетельство Жана Клера более прозаично, более буднично, оно напоминает о самых банальных вещах, с которыми люди сталкиваются ежедневно, и столь же банальна и обыденна следующая за этими столкновениями усталость:
Странная истома, появляющаяся по вечерам, валит нас с ног и оставляет повержеными на долгие часы. Какая изначальная ошибка обрекает нас каждый день на уход из жизни? Какой старый непогашенный долг время от времени лишает нас сознания, словно мы попали под чары злой колдуньи?1989