История усталости от Средневековья до наших дней

«Чисто механические, утомительные и отупляющие операции»1084, одни и те же ограниченные, скованные телодвижения могут быть мучительными. Виллерме впервые отмечает не только физические последствия этой монотонности, но и психологические: «Мне показали этих несчастных, запертых в тесном закутке большого зала, работа которых сводится к нескольким движениям, повторяющимся с удручающим однообразием. Нет никакой другой причины их утомленного состояния»1085. Делается беспрецедентный вывод: «Единственная болезнь, которую вызывают мануфактуры, – это ипохондрия»1086, – а не физическое переутомление, как предполагалось ранее. Именно тогда появляется прозрачный намек на то, что в мире тяжелого труда возможно существование и какой-то мыслительной деятельности. Движения, жесты – это не только «физика», но и «мораль».

Впервые рассматривается и другая усталость – та, что обусловлена средой обитания: теснота, духота, замкнутость исследуемого пространства вызывают у посетителя-исследователя дурноту и удушье:

Нужно пройти вниз по коридору, воздух в котором сырой и холодный, как в подземелье. Нужно ощутить, как нога скользит по грязному полу, и испытать страх падения в эту грязь, чтобы представить себе то мучительное чувство, которое испытываешь, заходя к этим несчастным рабочим1087.

Эжен Бюре, изучая Англию 1830‐х годов, описывает размеры комнат, состояние пола, указывает на наличие или отсутствие шкафа, стола и кровати; сообщает, что в лондонском районе Бетнал Грин в одной конуре, «не достигающей десяти футов в длину и семи футов в высоту, проживают десять человек»1088; в Манчестере, пишет Бюре, в одной комнате живет супружеская пара с тремя детьми, и комната «такая же голая, как ее обитатели»1089; в Шотландии «в одной комнате живут две супружеские пары, и ни у одной из этих пар нет кровати»1090. То же самое констатирует Виллерме, посетивший восток и север Франции, где видел «нищие дома, где две семьи спали каждая в своем углу на охапке соломы, брошенной на пол и прижатой двумя досками»1091. Прежде таких оценок не делалось. То же самое находим в прямых свидетельствах, подчас еще более ужасных, – например, в рассказах рабочих о своей жизни в годы Июльской монархии:

Я устроился на работу на строительство железнодорожного туннеля в Луаясе с заработком три франка в день. Работали в две смены – с шести часов вечера до полуночи и с шести утра до одиннадцати. В этом подземелье вода стекала по камням и пробирала нас до костей. Я имел неосторожность купить себе тяжелые закрытые сабо, в которые вставлялись меховые стельки. По вечерам я возвращался насквозь промокший в барак для рабочих, находящийся в двух километрах от туннеля, на плато Сен-Жюст. И что это было за жилье! Ледяная комната, в которой никогда не разводили огня; в ней стояли двенадцать кроватей с соломенными матрасами и простынями из грубой ткани, которые стирали всего лишь дважды в год. Надо было ложиться спать на эту вонючую койку совершенно мокрым, рядом с другим таким же несчастным1092.

Помимо тяжелого труда у рабочих были и другие причины усталости: недостаток сна, холод, отсутствие подходящей одежды, пешие переходы, нехватка денег, в 1830–1840‐х годах упоминаемая все чаще. Указаний на признаки больше, чем раньше. Таков бюджет ранее упомянутой нами Горбуньи, у которой были обязательные траты – «на хлеб, свечи, картошку и сушеные овощи», в результате чего «на квартиру и платье у нее оставался только 91 сантим в неделю»1093. В обследовании положения рабочих из Нанта, проведенном в 1835 году, говорится, что годовые расходы на хлеб, освещение, топливо, оплату жилья позволяют им вести «ужасное существование… на 46 франков, остающихся на покупку соли, сливочного масла, капусты и картошки»1094.