История Византийских императоров. От Василия I Македонянина до Михаила VI Стратиотика

На совете, к удивлению царя, Пселл настоятельно рекомендовал срочно примириться с Керулларием, поскольку, как объяснял философ, в такой ситуации архиерей мог поддержать мятежников, что многократно увеличивало бы их шансы на успех[889]. Однако Михаил VI вновь категорично отказался от такого предложения. Вместо этого срочно собрали войско, отдав его под командование евнуха Феодора, помощник которого, кстати сказать, приходился шурином Исааку Комнину — история Византийской империи изобилует такими примерами.

Близ Никеи 20 или 25 августа 1057 г. обе армии встретились для битвы. Хотя императорское войско казалось многочисленнее, но из него постоянно дезертировали солдаты восточных отрядов, переходившие на сторону мятежников. Сражение оказалось очень ожесточенным и кровопролитным. Первоначально успех сопутствовал армии Феодора: его отряды разбили фланг мятежной армии, которым командовал Роман Склир, и тот даже оказался в плену. Серьезная опасность грозила самому Исааку Комнину, но тут все изменил Катакалон Кекавмен, сумевший сплотить ряды и нанести решительный удар по царской армии. Началось ужасное побоище, и многие преданные Стратиотику солдаты нашли на поле брани свою смерть. Евнух Феодор даже не думал о том, чтобы возобновить сражение, начав тайные переговоры с Исааком. И на третий день после победы Комнин прибыл в Никомедию[890].

Узнав о поражении, в столице срочно созвали новое заседание совета. Неожиданно Михаил VI вызвал к себе Пселла и поручил тому возглавить посольство к Исааку с предложением мира. Стратиотик соглашался усыновить и признать Комнина кесарем с тем условием, что после его смерти Исаак может с полным правом занять царский престол. Этот вариант буквально поверг «философа» в шок и вызвал в нем горячее чувство протеста. С одной стороны, Пселл ссылался на опасность и трудность поручения, заранее выговаривая себе милость в случае неудачи мирных переговоров. С другой стороны, искренне испугался и попытался увильнуть от исполнения царского приказа[891]. Едва ли на самом деле его так пугала опасность встречи с Исааком, как он изображал императору. В действительности, хорошо зная восставших полководцев, Пселл мог быть уверен, что его не казнят, — Комнин был аристократ и благородный человек, свято чтящий неписаные правила приема посольства.

На самом деле этот шаг царя, направленный на сохранение мира в Византийской империи, предусматривавший безболезненную передачу власти молодому Исааку, вступал в противоречие с планами Михаила Керуллария и его партии. А план был грандиозным: подчинить политическую власть в Византийской империи Константинопольскому архиерею, «вселенскому патриарху» «Нового Рима». Кроме того, как человек злопамятный, патриарх не забыл, что Михаил VI пытался противоборствовать ему, а потому желал уничтожить царя в назидание другим. Личность Исаака Комнина была ему также неприятна — умонастроения блестящего аристократа и полководца, имевшего глубокое и традиционное для Византии понимание царской власти, не могли удовлетворить Керуллария. Он опасался вместо одного врага получить другого, только гораздо более сильного и решительного, на стороне которого окажутся политические традиции Римской империи, армия и молодость.

Что же желал противопоставить им патриарх? Не вполне ясно, насколько правдивы позднейшие заверения Пселла, но, как говорят, Керулларий вообще первоначально желал возложить на себя обе короны — и патриаршую, и царскую. В общем-то, такой замысел не противоречил доведенным до крайности идеям, заложенным в великой фальшивке, «Константиновом даре». Зная амбициозность и решительность Керуллария, вполне можно допустить, что патриарх готовился наглядно продемонстрировать папскую идею в «чистом виде», соединив в своих руках обе ветви единой Богом данной власти над Римской империей и Кафолической Церковью. Об этом напрямую скажет впоследствии в своей обвинительной речи Михаил Пселл. «Он сделался тираном по отношению к двум царям, чтобы утвердить державу и дворец за собой. Он одинаково ненавидел обоих императоров». Трудно предположить, что вся речь Пселла представляет собой фальшивые преувеличения, поскольку данный «панегирик» был предназначен для процесса, где председательствовать собирался сам Исаак Комнин, позднее в деталях узнавший обо всех происках и интригах Константинопольского патриарха.