История Византийских императоров. От Василия I Македонянина до Михаила VI Стратиотика

Проведя шесть лет в Италии, Оттон Великий вернулся в Германию, но, к своему разочарованию, обнаружил, что его власть за период отсутствия сильно ослабла. В Италии императора Запада не любили итальянцы, а в Германии — свои же соотечественники. Правда, до прямого восстания дело не дошло — авторитет Оттона был чрезвычайно высок, но это было далеко не самодержавное правление, о котором мечтал сам саксонец. Незадолго до своей смерти он созвал съезд своих вассалов в Кведлинбурге, куда прибыли магнаты Венгрии и Польши, Руси и Дании, болгары и беневетцы. Приехали даже представители Византийского императора. Весь христианский мир присутствовал на величественном мероприятии, ставшем последним утешением в жизни великого правителя. Спустя всего несколько недель, 7 мая 973 г., Оттон Великий скончался и был похоронен в соборе своего любимого Магдебурга, которым очень дорожил[256].

Но и на этом историческом этапе между папской и королевской властью не сформировалось устойчивых форм сотрудничества. Римская кафедра, имевшая неоспоримый авторитет в Кафолической Церкви, хранила в себе еще много жизненных сил. Пройдет совсем немного времени, и мы увидим качественно иное папство и другую Западную Римскую империю.

Приложение №10: «Византийский папизм» и «Эпанагога»

Что же изменилось в Римской империи, если император Лев VI Мудрый был вынужден бессильно взирать на могущественного патриарха Николая Мистика, пытавшегося взять власть в государстве в свои руки? Почему в такой зависимости от столичного архиерея оказался царь Александр? Трудно не заметить резкой перемены, которая произошла во взаимоотношениях между Византийским императором и Константинопольским патриархом. Причем, как мы увидим, эти изменения носили системный характер. Легко обвинить лично Николая Мистика в желании поквитаться с императором Львом VI, а также погубить столь ненавистное ему царственное дитя от четвертого брака, признав Константина Порфирородного незаконнорожденным сыном. Но идея о главенствующем положении столичного патриарха в Кафолической Церкви и Римском государстве была, отнюдь, не нова, и на Николае Мистике история ее реализации не заканчивается. Она и ранее, и позднее высказывалась множеством других Константинопольских архиереев и их сторонников.

Здесь мы встречаемся с так называемым византийским папизмом. Первые его проявления легко обнаружить еще во времена древней Церкви, когда Александрийский папа мечтал об узаконении своего главенства на Востоке, «уступив» Римскому понтифику Запад. Но чтобы противопоставить себя царской власти? Такого, несомненно, никто в то время не мог себе даже представить. Тем не менее именно это вскоре и произошло.

Следует учитывать то неблагоприятное для Константинопольских патриархов, что в эпоху Вселенских Соборов истина Православия часто торжествовала только благодаря Римским папам, императорам и отдельным лицам, как, например, св. Максима Исповедника. Кроме того, хотя императоры и считали понтификов своими подданными, но прекрасно понимали, что влияние тех в Италии было почти безгранично. Поэтому, если в ходе извечного противостояния Рима и Константинополя нужно было унизить «своего» патриарха в угоду апостолику, василевсы, как правило, так и поступали[257].

Безусловно, некоторую долю вины в развитии на Востоке идей «папизма» должны разделить не только сторонники взглядов Римских пап из числа византийских клириков, но сами императоры-иконоборцы — об этом писалось в соответствующем разделе. Именно тогда у некоторых патриархов и епископов начали проскальзывать мысли, невозможные в прежние времена. Да, династия Ираклидов дала великих царей. Действительно, императоры-иконоборцы были блестящими государями и военачальниками. Но не при их ли непосредственном участии Восток сотрясался от штормов ересей? Не с ними ли связаны унижения многих архиереев «нового Рима», отлученных Соборами, поставлены под сомнения честь и авторитет Константинопольских патриархов?

Если святой и равноапостольный Константин Великий действительно признал папу Сильвестра владыкой Церкви и Римской империи, то не являются ли недавние события следствием отступления от этого божественного, освященного древностью принципа? В истинность «Константинова дара» на Востоке верили многие. Откуда взялась эта странная практика, при которой василевсы подключались к обсуждению богословских вопросов? Разве канонические правила, доставшиеся от Святых Отцов и Учителей Церкви, говорят об этом праве императора? Неужели цари обладают священнической харизмой, чтобы соучаствовать с иереями в таинствах постижения истинной веры? И постепенно рядом с «симфонией властей» появляются зачатки альтернативной церковно-политической идеологии.