Все это были далеко не только «теоретические» размышления. Отцы VII Вселенского Собора еще не называют императоров — Исавров еретиками. Подобная дерзость была бы невиданным оскорблением царского сана. Но
А сразу же после VII Вселенского Собора образовалась необычная практика, отличная от строгого церемониала прошлых лет. В первое воскресенье Великого поста, в праздник Торжества Православия, император уже не входил в Святой Алтарь, как это бывало в любую другую воскресную Литургию, а стоял со всем народом. Это была своего рода епитимия, налагаемая на императоров за их поддержку иконоборцев, наглядно подчеркивающая преимущества священства над царством. Впрочем, данная практика длилась недолго, и уже при императоре Константине VII Порфирородном она сходит на нет[260]
.Это был далеко не единичный прецедент. На Соборе «В храме Святой Софии» 879–880 гг. кто-то спросил св. Фотия: не вследствие ли
Однако надо иметь в виду, что «византийский папизм» далеко не однозначен. К его сторонникам и даже идеологам принадлежали такие светочи Православия, как патриархи св. Тарасий (хотя и косвенно), св. Мефодий, св. Фотий, св. Игнатий, св. Полиевкт, а впоследствии столичные архиереи Михаил Керулларий, Лихуд, Иоанн VIII Ксифилина и многие другие Константинопольские архипастыри, с которыми нам еще предстоит познакомиться. Не говоря уже о множестве рядовых епископов, клириков и канонистов высочайшего уровня.
Среди них встречались замечательные борцы с римским всевластием за независимость Восточной Церкви, богословы, отстаивавшие чистоту вероучения. Они, не опасаясь даже низвержения с кафедры, активно и жестко
Что же произошло? Отчего лелеемая веками византийская «симфония властей» испытала неожиданно такой глубокий кризис? Ответ мы получим, изучив некоторые исторические факты. Сразу оговоримся: описываемая схема развития событий дана в
Многовековая борьба между Римским епископом и Константинопольским патриархом, иногда открытая и подчас происходящая в скрытых формах, никогда не прекращалась. По одному справедливому мнению,
В конце VIII века старое противостояние двух «Вселенских» кафедр — Римской и Константинопольской соединилось с новыми политическими обстоятельствами. Оба великих города, две части некогда единой Римской империи, все более отдалялись друг от друга — и церковно, и политически. Как следствие, возникли новые и неожиданные политические комбинации. Папы попеременно то пытались найти альтернативу Византийскому императору в лице западных королей, то, напротив, прибегали к их защите от тех же германцев, которые даже и не думали склонять свою гордую выю перед апостоликом с его амбициозными идеями о превосходстве священнической власти над государственной. Тем временем Константинопольский патриарх набирал авторитет и полномочия, щедрой рукой даруемые Византийскими царями своему первому помощнику в делах церковного управления.