История Византийских императоров. От Василия I Македонянина до Михаила VI Стратиотика

Тогда августа решилась на крайнюю и чрезвычайно рискованную меру: 17 июля 917 г. она срочно заключила мирный договор с сарацинами, а все освободившиеся войска направила на болгарскую границу. Стратегами были назначены Роман Аргир, его брат Лев и Варда Фока. К войску присоединились и другие знаменитые военачальники, поклявшиеся умереть, но не уступать врагу. Однако, по непостижимому промыслу Божьему, битва у реки Ахелос, случившаяся 20 августа 917 г., закончилась страшным поражением византийцев. Погибло множество солдат, сложили головы самые храбрые римские командиры.

Причина тяжелой неудачи византийцев — говорили, что такого несчастия их армия не имела с начала веков, — заключалась в некоторых тактических просчетах. Понимая, что его армия по численности уступает византийской (у греков было до 30 тыс. солдат), Симеон заранее выделил сильный резерв и занял склоны гор, чтобы получить лучшую позицию. Болгары атаковали, но безуспешно, зато контрудар византийской конницы был так силен, что болгары начали уступать; под Симеоном даже погиб его конь. Сражение шло с переменным успехом, когда, на свою беду, Лев Фока решил слезть с лошади, чтобы омыть в реке лицо и освежиться. Но конь, оставшийся без седока, внезапно понес. Увидев лошадь своего полководца с пустым седлом, римляне решили, что тот погиб, и дрогнули. Этим моментом тут же воспользовался Симеон, лично поведя свой резерв в контратаку. Теперь сказалась малая площадь поля сражения. Греки гибли тысячами под копытами своих лошадей и от давки[318]. Долго еще поле, на котором произошла эта битва, называли Долиной смерти, и кости византийской знати, царских гвардейцев и воинов западных фем белели на солнце спустя многие десятилетия[319].

Осенью другое римское войско под командованием доместика схол Льва, этериарха Иоанна и Николая, сына Дуки, выступило против болгар, но также было уничтожено в битве при Катасирте[320]. Вновь пришлось вступать в дело византийской дипломатии. К обычной переписке присоединились послания патриарха Болгарскому царю, пытавшегося спасти гибнущее Римское государство. Но напрасно Николай Мистик внушал Симеону мысль, что они все — христиане, и это обстоятельство объединяет их гораздо больше, чем разделяет национальность. Патриарх убеждал болгарина, что византийцы не вынашивают никаких коварных планов, на что Симеон с грубым простодушием ответил архиерею: «Ты поглупел!»[321] Тем не менее Симеон так и не решился на масштабные действия, способные окончательно разделаться с Византией. К чести императрицы Зои, она сумела восстановить против болгар сербов, и уже в 917 г. начались первые вооруженные столкновения между двумя народами. Правда, Симеон имел осведомителей при дворе Сербского князя Петра (892–917) и опередил сербов. Он вторгся в Сербию и в 917 г. заточил ее князя в болгарскую тюрьму, где тот и скончался. В течение 5 лет болгары были абсолютными хозяева Балкан, но так и не смогли взять Константинополь[322].

Несколько лучше развивались дела на Западе. Там от имени малолетнего Константина Порфирородного были заключены соглашения с Римским епископом Иоанном X и герцогом Беневента Пандульфом. Грекам удалось также заручиться поддержкой правителей Сполетто, Салерно, Неаполя и Гаэты, которым присвоили титулы патрикиев. В июне 916 г. греческий флот блокировал Гарильяно с моря, а Римский папа и герцог наступали с суши. Арабы укрылись на вершинах гор и оттуда смотрели на приближающихся врагов. Но в августе 916 г., страдая от недостатка пищи и воды, мусульмане сдались — так закончила свою историю арабская колония Гарильяно, наводившая ужас на Италию в течение 30 лет[323]. Впрочем, как и ранее, успехи чередовались с неудачами. Пользуясь тем, что греки заняты войной с Симеоном, восточные арабы в 918 г. завладели несколькими городами и даже сумели захватить крепость Региум в Италии.

Шаткое положение царской власти и Византийской империи в целом продолжало оставаться таковым до 919 г. Началось с того, что Феодор, воспитатель царевича Константина VII, заподозрил паракимомена Константина в желании сделать своего зятя Льва Фоку царем путем женитьбы на императрице Зое. Еще и ранее ходили упорные слухи, будто бы августа была слишком расположена к молодому мужчине, и указанная выше комбинация в принципе могла состояться в действительности. Мальчик, с первых дней своей жизни видевший вокруг лишь интриги, грозящие его жизни, не стал отвергать совет воспитателя найти себе надежного помощника и пресечь готовящийся (или просто гипотетически возможный) заговор. Ведь от нового брака мог родиться другой наследник, да и Лев Фока едва ли согласился бы занять второстепенное положение, став императором. В качестве единственно надежного «защитника» одинокого Константина Порфирородного Феодор назвал Романа Лакапина.