Во Фракии тем временем собиралась сухопутная армия. Мехмед II лично занимался ею всю прошлую зиму: он мобилизовал все полки, запретил увольнения и завербовал огромное количество наемников, собрав в общей сложности около 80 000 человек в регулярных войсках и до 20 000 башибузуков (солдат нерегулярной армии). Однако он еще больше гордился другим: годом ранее немецкий инженер по имени Урбан предложил отлить для него бронзовую пушку, которая сможет сокрушить стены самого Вавилона. Мехмед II хорошо ему заплатил и три месяца спустя получил грозное орудие, потопившее корабль Риццо. Он потребовал отлить вторую пушку, размером вдвое больше первой; ее сделали к январю 1453 года. Говорят, что она была почти восемь метров в длину, 20 сантиметров в толщину, с дулом диаметром полметра и могла стрелять ядрами весом 600 килограммов на расстояние больше мили. Для доставки этого грозного орудия к стенам Константинополя были мобилизованы 200 человек, которые выравнивали дороги и укрепляли мосты; тащили пушку 30 пар быков, и еще 200 человек удерживали ее в равновесии.
5 апреля Мехмет разбил шатер у стен Константинополя и отправил к императору гонца с посланием, требуемым по законам ислама: султан пощадит всех его подданных при условии немедленной добровольной капитуляции, в случае отказа пощады не будет никому. Ответа он не получил. Рано утром 6 апреля открыли огонь из пушки. Жителей города это не застало врасплох: всю прошлую зиму мужчины, женщины и дети трудились под предводительством императора над укреплением городских стен. Несмотря на то что основная угроза находилась на западе, стены вдоль Мраморного моря и Золотого Рога тоже укрепили – никто не забыл Четвертый крестовый поход. С приходом весны приготовления были завершены. Пасха выпала на 1 апреля, но даже в тот день большинство византийцев не пошли в храм Святой Софии с его католическим обрядом; однако они знали, что сделали все возможное для подготовки к грядущей атаке.
Через три месяца после гибели Антонио Риццо, в феврале 1453 года, сенат Венеции наконец проголосовал за то, чтобы отправить в Константинополь два корабля, по 400 человек на каждом, а следом еще 15 галер, как только они будут готовы; но даже первые корабли вышли из лагуны лишь 20 апреля. К этому времени до Константинополя уже добрались три генуэзских судна, зафрахтованные папой Николаем V и нагруженные провизией и военными припасами, купленными на его личные средства. К чести Венеции надо сказать, что ее колония в Константинополе повела себя благородно. Байло Джироламо Минотто обещал императору всяческую поддержку, уверив, что ни одно венецианское судно не покинет гавань без его разрешения. Колония смогла предоставить в общей сложности десять торговых судов. Многие генуэзцы, как и ожидалось, прибыли из колонии в Галате, но среди них была и группа решительных молодых людей из самой Генуи. Их предводитель Джованни Джустиниани Лонго, происходивший из знатной семьи, был известным экспертом по осадной войне; он прибыл в Константинополь 29 января с личным войском 700 человек. Все это несколько приободрило Константина, однако его ждал тяжелый удар: в ночь на 26 февраля семь венецианских кораблей ускользнули из Золотого Рога, везя на борту около 700 итальянцев, хотя всего несколько дней назад их капитаны торжественно поклялись остаться в городе.
Император наконец смог оценить имеющиеся у него ресурсы. В Золотом Роге стояли на якоре еще восемь венецианских кораблей, пять генуэзских и по одному из Анконы, Каталонии и Прованса, а также десять византийских (все, что осталось от флота империи) – всего 26 судов, жалкое количество в сравнении с османской армадой. Однако более серьезной проблемой была нехватка людей: число годных к военному делу мужчин, включая монахов и священников, которые могли встать на защиту стен, составляло всего 4983 грека и менее 2000 иностранцев. Против стотысячной армии Мехмеда II Константин мог выставить меньше 700 человек на защиту стен протяженностью 14 миль (22,5 км).