Но не будет ли это пустым жестом? Фотий считал, что нет. Папа Николай I к этому времени был почти так же непопулярен на Западе, как и в Византии: не позволив королю Лотарингии Лотарю II развестись с женой и жениться на любовнице, он настроил против себя не только самого короля, но и его старшего брата, императора Запада Людовика II Итальянского. Послы поспешили ко двору Людовика, где быстро достигли взаимопонимания. Вселенский собор объявит о смещении папы Николая, а Людовик отправит в Рим военных, чтобы устранить его физически. В обмен на это Византия признает своего союзника императором франков. Это была серьезная уступка. Правда, подобное признание было даровано прадеду Людовика в 812 году, но тогдашние обстоятельства были совершенно иными, а Карл дорого заплатил за эту привилегию. Кроме того, Людовик, хоть и мог называть себя императором, был на самом деле малозначительным итальянским князьком – стоило ли возвышать его до уровня наместника Господа на земле, богоизбранного и равного апостолам? Михаил и Василий, чье личное превосходство было поставлено на карту, могли бы выразить протест, однако Фотий хорошо выполнил свою задачу: насколько нам известно, ни один из них ни словом не воспротивился. Однако они оба председательствовали на соборе, который прошел именно так, как планировал патриарх: ересь осудили, папу сместили и вдобавок предали анафеме. Людовик и его жена Энгельберта получили самые звучные императорские титулы. Фотий торжествовал: это было самое прекрасное время, настоящий пик его карьеры.
Однако, когда Михаил III и Василий I сели рядом, чтобы открыть собор 869 года, мало кто из присутствовавших тогда догадывался об их истинных взаимоотношениях. Михаил посадил своего друга на трон, поскольку не обманывался относительно собственной неспособности править страной, но он все больше погружался в разгульный образ жизни и становился уже не столько неудобным человеком, сколько серьезной помехой. Варда умел держать Михаила в узде, но к Василию он, естественно, не испытывал такого же уважения, и очень оскорблялся на любые увещевания своего соправителя. Василий Македонянин вновь решил, что пора действовать.
24 сентября 867 года оба императора и Евдокия вместе обедали во дворце Святого Маманта. К концу трапезы Василий под каким-то предлогом вышел и поспешил в опочивальню Михаила III, где погнул дверные задвижки так, чтобы дверь не запиралась. После этого он вернулся к столу и дождался, пока его друг, как обычно безнадежно напившись, доковыляет до постели; там Михаил немедленно забылся крепким сном алкоголика. Византийские императоры никогда не спали в одиночестве; императорскую спальню с Михаилом делил один из придворных, патрикий Василисциан, его давний собутыльник. Он заметил, в каком состоянии находятся дверные запоры, и в тревоге лежал без сна, когда услышал шаги: на пороге стоял Василий и восемь его приятелей. Василисциана отшвырнули в сторону и серьезно ранили мечом, когда он упал на пол. Один из заговорщиков подошел к спящему императору, но, видимо, не нашел в себе мужества убить его немедленно, предоставив кузену Василия Азилиону нанести решающий удар.
Бросив Михаила III умирать в луже собственной крови, убийцы поспешили к Золотому Рогу и на весельных лодках переплыли пролив, добравшись до Большого дворца. Один из охранников уже ждал их, и двери немедленно открыли. На следующее утро Василий первым делом поселил в императорские покои Евдокию – свою жену и любовницу убитого императора. Похоже, весть об убийстве Михаила вызвала мало сожаления у кого-то, кроме его ближайших родственников; однако один из придворных, которого на следующее утро послали организовать похороны, обнаружил страшно покалеченное тело Михаила завернутым в лошадиную попону; над сыном безутешно рыдала императрица Феодора и ее дочери, которых выпустили из монастыря. Михаила похоронили без пышных церемоний в Хрисополе, на азиатском берегу.
12
Василий I Македонянин и Лев VI Мудрый
(867–912)
Избавившись наконец от бремени в виде соправителя, Василий, не теряя времени, принялся направлять жизнь империи в совершенно иное русло. Тело Михаила III едва успело остыть, как Фотия лишили сана патриарха. Он и пальцем не пошевелил, чтобы осудить убийство кесаря Варды или непристойные развлечения жалкого императора, которого, по слухам, он однажды вызвал на алкогольный поединок и победил, выпив 60 бокалов против 50 императорских; кроме того, многие были потрясены его желанием признать Людовика II императором в обмен на эфемерные выгоды. Унижение патриарха еще больше усугубилось тем, что через два месяца его место снова занял презираемый им старый враг Игнатий.