История войн и военного искусства

Траун, которого Фридрих постоянно восхвалял с приятной по­чтительностью, как своего учителя в военном деле, прогнал его через силезскую границу, почти совершенно уничтожив прусское войско. Зима 1744/45 г. была для Фридриха особен­но тяжелым временем. Если он, по свидетельству иностран­ных послов, внешне возмужал, то внутренне освободился от всех иллюзий, которыми его до сих пор в области внешней политики обманывали честолюбие и жажда славы, или, как он выразился, «скрытые инстинкты». Хотя он в 1745 г. в целом ряде боев и сражений (Hohenfriedberg, Sour, Katolisch-Heunersdorf, Kesselsdorf) победил австрийцев при помощи сво­его восстановленного войска, однако он все-таки согласился в конце года, к болезненному изумлению Франции и сначала не­доверчивому, а затем радостному изумлению Австрии, на вто­рой сепаратный мирный договор при условии, что за ним бу­дет закреплено право на обладание Силезией. И после испол­нения этого условия он возвратился в свое государство, решив во всю свою жизнь «не дразнить кошки».

Не подлежит ни малейшему сомнению, что это решение ко­роля было совершенно серьезно. Правда, когда спустя 11 лет разразилась Семилетняя война, тотчас на него посыпались уп­реки, что он взялся за оружие с честолюбивым и легкомыслен­ным намерением, и, казалось, это обвинение имело тем боль­шее значение, что оно исходило прежде всего от братьев Фрид­риха и что большинство его генералов и министров тайно соглашалось с этим. Внезапное нападение его на Саксонию и беспощадное разграбление этой страны являлось также, по-ви­димому, бесчестным нарушением мира. Однако король решил­ся на насильственный шаг в высшей степени неохотно и только под неумолимым давлением обстоятельств. Благодаря измене саксонских и австрийских чиновников он был в продолжение многих лет постоянно документально осведомляем о перегово­рах между Австрией, Саксонией и Россией, которые намерева­лись напасть на него и сломить растущее могущество прусско­го государства. Факт этих переговоров неоспорим и был тако­вым уже тогда, но прусские принцы полагали, что из всего этого ничего не вышло бы, если бы не преждевременное выступление короля. Это, конечно, было возможно, и, основываясь на этой возможности, король с напряженным вниманием, но вместе с тем и с безмолвным спокойствием следил все время за австро-саксонско-русскими переговорами. Между тем существовала противоположная возможность, которую Фридрих не решался превратить в действительность, так как она поставила бы его в крайне затруднительное положение. И эта возможность пре­вратилась в действительность, когда столкновение экономи­ческих интересов Англии и Франции в североамериканских колониях вылилось в открытую войну и вместе с тем началась война внутри Германии, ибо нападение Франции на Ганновер, как на самое больное место Англии, было понятно само со­бой. Франко-прусский союз окончился в июне 1756 г., и по­пытки Фридриха возобновить его потерпели неудачу. Это объ­яснялось отнюдь не дружественными отношениями Марии-Терезии и враждебными отношениями Фридриха к Помпадур, ибо даже в абсолютистской Франции XVIII столетия при решени­ях великих политических дел к подобного рода вещам относи­лись легко, как к чему-то неважному, или, говоря юридичес­ким языком, как к «побочному обстоятельству».

Объяснялось это тем, что для обеих сторон оправдались их расчеты. Правда, при французском дворе существовала еще сильная партия, верная заветам Ришелье и Мазарини и видев­шая в раздробленности Германии, а следовательно, и во враж­де Пруссии к Габсбургам, источник могущества Франции; пар­тия эта, желая закрепить союз, направленный против габсбур­гской монархии, еще раз добилась отправки посла для переговоров в Берлин, но этот посол, герцог Нивернуа, тре­бовал столь много и предлагал так мало, что Фридрих счел невозможным вести переговоры. Герцог, например, предложил остров Тобаго за военную помощь Пруссии в надвигающейся войне с Англией, — на это Фридрих возразил с вполне понят­ной иронией: «Остров Тобаго? Может быть, вы еще предло­жите остров Баратарию, но ради него я не стану разыгрывать роль Санчо Панса». В те времена прусской политике еще были незнакомы хвастливые фанфаронады Бисмарка, которые зах­ват какого-нибудь песчаного или болотистого местечка в тро­пических странах рисуют великим национальным делом.