История войн и военного искусства

Вены. Но само собою разумеется, что эти «мирные» переговоры скорее служат веским доказательством против «революционно­го восстания». Если бы Мария-Терезия пошла навстречу предло­жениям Фридриха (помощь деньгами и оружием против всех ее врагов и голос Бранденбурга за выбор ее супруга в римские импе­раторы) и если бы она согласилась на предложение Фридриха II и ради этого отказалась хотя бы только от южной Силезии, то Фрид­рих поддержал бы «габсбургское чужеземное господство», как говорят теперешние прекрасные лозунги — по мере своих сил. Получив отказ в Вене, он должен был решиться на войну, кото­рая отнюдь не походила ни на «революционное восстание», ни на «патриотическую реформу». Ибо, если Габсбургская империя была тенью папской милости, то Виттельсбахская, знамя кото­рой теперь якобы нес Фридрих, существовала благодаря милос­ти Франции, т. е. являлась тенью от тени. Напротив того, союз с Францией против Габсбургов был старой политикой бранденбургского дома, — разве курфюрст Иоахим I в 1519 г. не обещал по договору немецкую императорскую корону французскому королю Франциску I, а курфюрст Фридрих-Вильгельм в 1679 г. не обещал того же французскому королю Людовику XIV?[24]

Ко всему этому присоединяется еще один достопримечатель­ный факт, что собственно не Фридрих завоевал Силезию, а его отец, тот преданный императору и империи государь, которого долгие годы водил на помочах имперский посол Секкендорф на посмешище всей Европе. Во время неумело подготовленного Фридрихом сражения при Мольвице, после нескольких успеш­ных нападений австрийской конницы на прусскую, Фридрих по­стыдно и преждевременно бежал, тогда как прусская пехота, вы­муштрованная Фридрихом-Вильгельмом I и принцем Дессау, сто­яла, как стена, и решила победу без особого участия высшего командования. Столь же неудачно было первое выступление Фридриха в качестве дипломата. В договоре в Клейншнеллендорфе он предал своих французских союзников Австрии, допус­тил австрийское войско, «в обмен на ключи одной единственной крепости[25], которая, в сущности, не была способна дать отпор», напасть на его французских союзников, которые, как сам он со­общает в своих записках, не давали ни малейшего повода к раз­рыву. О моральной стороне дела не стоит много разговаривать;

Франция и Пруссия стремились к одному — ослабить Австрию, однако, лишь настолько, чтобы благодаря этому не усилить чрез­мерно своего союзника. Трудно сказать, Фридрих ли надувал французов чаще, или они его, так как протест союзников по пово­ду «вероломства» Фридриха обыкновенно отнюдь не носил ха­рактера благородного негодования, — это был крик возмущения мошенника против мошенничества других. Фридрих уже пони­мал крылатое словечко Гете, он перефразировал его в письме к Подевилю следующим образом: «раз должно произойти надува­тельство, то шельмами будем мы». Но договор в Клейншнеллендорфе был такой плутней, при которой Фридрих, желая обма­нуть, был обманут сам, а дипломат не может сделать худшей ошибки, чем предать своих союзников с ничтожной пользой для себя и с величайшей выгодой для общего врага. В это время Фрид­рих заслужил упрек, не снятый в дальнейшем его дипломатией, именно в том, что он предпочитает ничтожную выгоду момента огромным преимуществам в будущем. Скорее можно объяснить второе предательство им своих союзников, когда Фридрих зак­лючил сепаратный мир в Бреславле, по которому Мария-Терезия, особенно под давлением английской дипломатии, уступила ему Силезию, чтобы отделаться от опаснейшего врага и развя­зать себе руки для борьбы с остальными противниками, конечно, с затаенными мыслями о будущем.

Эти предпосылки были столь ясны, что легко понять, поче­му Фридрих в 1744 г., когда Мария-Терезия достигла в тогдаш­ней войне за австрийское наследство блестящих побед над Францией и виттельсбахским призраком императора, заклю­чил новый союз с Францией и предоставил в качестве имперс­кого вассала свои вспомогательные отряды императору, честь и достоинство которого были тяжело оскорблены. Но и на этот раз он совершил большую дипломатическую ошибку, тайком выговаривая для прусского государства хорошенький кусочек королевства Богемии, которое он намеревался завоевать для своего суверена. Тайна была разоблачена и выставила короля с морально-политической стороны весьма невыгодно, и все это ради несбыточной мечты. Это был один из тех случаев, когда Фридрих переоценивал свои силы. Ибо, насколько легко было присоединить к прусскому государству Силезию, при ее гео­графическом положении и экономических условиях, настоль­ко невозможна была эта задача по отношению хотя бы даже к части Богемии. С завоеванием этого королевства Фридрих по­лучил очень тяжелый урок. На этот раз его французские союз­ники покинули его на произвол судьбы, и старый маршал

Прусские кавалеристы Фридриха II