История войн и военного искусства

время силезской войны, чтобы иметь подвижной отряд против кроатов и пандуров, находившихся в австрийском войске; для этой цели, само собой разумеется, надо было привлечь не иност­ранных наемников или крепостных крестьян, а таких людей, ко­торые сражались бы ради своих собственных интересов. Этот отряд был организован из обученных охотников, сыновей стар­ших и младших лесничих и других чиновников, которые своей службой приобретали право на получение места лесничего. Та­ким людям даже палка не могла внушить необходимой для пара­дов выправки, даже на королевских смотрах им разрешалось про­ходить более удобно — толпой. В мирное время этот полк, отли­чившийся на войне, стал мишенью для насмешек со стороны фридриховских солдафонов: они называли его «старым фронто­ном в стиле барокко», уцелевшим среди великолепных построек прекрасной армии. Полк этот сделался военным курьезом, и Йорк взял на себя командование им только после большого сопротив­ления. Но так как он при всем том был очень честолюбивый и способный офицер, то из практических опытов повседневной службы он понял, что из этого войска можно кое-что сделать, если отнестись к нему с вниманием и обучить его бою врассып­ную. Общественное положение солдат определило военное со­знание офицера. Но это сознание быстро погасло, когда Йорк благодаря успехам при Альтенцауне и Варене быстро достиг та­кого высокого поста по военной иерархии, что его привлекли к участию в обсуждении военных реформ. Тогда он излил яд и желчь; он стал заниматься такими злостными доносами королю, что с Шарнгорстом приключилась опасная для жизни нервная лихорадка; он ликовал при отставке Штейна, последовавшей по приказу Наполеона: «Этим, — говорил он, — раздавлена безум­ная голова, а остальное змеиное отродье, надо надеяться, захлеб­нется собственным ядом». Еще во время войн 1813 и 1814 гг. Йорк в качестве командира корпуса благодаря своим идеологиче­ским и теоретическим представлениям ставил тяжелые препятст­вия наполеоновской стратегии Гнейзенау, но свойства тех пол­ков, которыми он командовал, так определяли его военное созна­ние, что Блюхер мог о нем сказать: «Никто так не тяжел на подъем до вступления в бой, как Йорк, но когда он вступает, никто не кусается так больно, как он».

Эти немногие примеры, которые могли бы быть умножены в любой мере как из прусской, так и из всеобщей истории войн, совершенно достаточны для той цели, с которой они здесь приво­дятся. Необычайно много было уже то, что Фридрих на основа­нии теоретического изучения американской войны за независи­мость понял необходимость изменения военной тактики и робко пытался провести ее в жизнь, но для него было в то же время практической и психологической невозможностью применять наполеоновскую стратегию и тактику при наемном войске. Идеа­листическая история ни для кого не бывает так опасна, как имен­но для великих людей, которых стараются превратить в каких-то сверхчеловеческих героев. В споре о стратегии Фридриха совер­шенно верно было замечено, что его походы, если их измерять масштабом наполеоновской стратегии, были чрезвычайно убо­ги. Действительное значение Фридриха заключается в том, что он ясно понимал, что он должен был делать и чего не должен был, что он мог и чего он не мог; в известном смысле можно даже сказать, что страшная тяжесть Семилетней войны только потому пала на него, что ему — совершенно ненамеренно — удалось с успехом применить наполеоновский метод, и если бы в его рас­поряжении были наполеоновские средства, то он окончил бы вой­ну одним ударом, но так как он не мог вести войну по-наполео­новски, то должен был на этом пути потерпеть поражение. Его плану похода 1756 г. помешало прежде всего то, что саксонско­му войску, хотя и с трудом, удалось сосредоточиться в скалис­том лагере под Пирной, вследствие блокады которого Фридрих потерял дорогое для него время, но решительное крушение это­го плана произошло после того, как 6 мая 1757 г. Фридриху уда­лось нанести оглушительный удар австрийскому войску и при­нудить две трети его запереться в Пражской крепости. Для Авст­рии, казалось, все было потеряно. Прага должна была пасть, и тогда дорога в Вену была бы прикрыта только слабой, стянутой под начальством Дауна, вспомогательной армией. Но когда Фрид­рих выступил против этой армии с частью войск, осаждавших Прагу, он потерпел 18 июня при Колине сильное поражение, которое принудило его немедленно оставить Богемию, и, таким образом, все его успехи при Праге были сведены к нулю.