История войны 1813 года за независимость Германии

Генерал Гнейзенау, главный из сподвижников Блюхера, соединял в себе все те качества, которых недоставало прусскому герою: предусмотрительность, осторожность и положительные сведения по многим предметам. Без его содействия Блюхер не мог бы совершить столь великие подвиги, и лучшим свидетельством тому может послужить благородное сознание самого Блюхера¹⁵. Будучи принужден в молодости бороться с крайней нуждой, Гнейзенау с большим лишь трудом успел приобрести высшее образование и, уже будучи 23 лет от роду, поступил в 1782 году прапорщиком в полк маркграфа Аншпах-Байрейтского, в то самое время, когда этот полк, нанятый английским правительством, отправлялся в Америку для действия против отложившихся Соединенных Штатов. Затем, поступив на службу в прусскую армию, он достиг майорского чина, уже 47 лет от роду, в начале 1807 года. В это время он сделался известным Шарнгорсту, который, умев оценить его способности, содействовал его назначению, вместо малодушного Лукадэ, кольбергским комендантом. Отличная оборона Коль-берга, в эпоху общего упадка духа, обратила на Гнейзенау внимание народа и доставила ему производство в следующий чин и орден Pour le mérite. Затем, под руководством Шарнгорста, занимался он, вместе с Борстелем, Клаузевицем, Бойеном, Грольманом и проч., преобразованием армии. В 1809 году, будучи в полковничьем чине, он вышел в отставку, как полагают – по домогательству самого Наполеона, но, получив место по министерству иностранных дел, был посылаем с важными поручениями к стокгольмскому и лондонскому дворам. Во время пребывания в Англии Гнейзенау пользовался особенным благоволением принца-регента и подружился с графом Мюнстером, душой сношений английского правительства с Германией. По возвращении в отечество он постоянно держался партии, готовой возобновить отчаянную борьбу с Наполеоном; когда же в 1812 году Пруссия заключила союз с заклятым врагом своим, Гнейзенау уехал в Англию, где оставался до того времени, пока обстоятельства открыли обширное поле его кипучей деятельности¹⁶.

Император Александр приехал в Прагу 3 (15) августа, где вскоре явились к нему известные французские генералы Моро и Жомини. Первый прибыл по вызову российского монарха, который еще в 1805 году желал иметь при себе знаменитого полководца: к этому побуждало государя преувеличенное понятие об искусстве действий Моро на Рейне; многие полагали, что его имя могло оказать сильное влияние на французских воинов и поколебать их преданность Наполеону. Сам Моро заблуждался в этом отношении, думая, что неудовольствие, возбужденное беспрестанными войнами Наполеона, господствовало более, нежели где-либо, во Франции, и особенно во французской армии. В продолжение многих лет своего изгнания, удалившись в Америку, живя в своем небольшом поместье на берегу Делавера, Моро, хотя и следил за ходом современных событий, однако же имел о них совершенно превратное понятие. Он полагал, что гибель огромной французской армии в России поселила ненависть к Наполеону в его подданных и что господство его над Францией поддерживалось единственно страхом. По мнению Моро, достаточно было ему, приняв начальство над 30 000 или 40 000 пленных французов, возбужденных жаждой мести против Наполеона, появиться на берегах своего отечества, чтобы вся Франция восстала на общего притеснителя: таково было, по его мнению, единственное средство для низложения Наполеона. В начале 1813 года писал он российскому посланнику в Соединенных Штатах, Дашкову: «Большое несчастие для всего человечества, что низкий виновник всех бедствий ускользнул от гибели, постигшей его армию. Он может сделать еще много зла, по великому влиянию ужаса внушаемого его именем на слабых и злополучных французов. Не сомневаюсь в том, что он бежал из России, опасаясь раздражения своих солдат столько же, сколько и пик ваших казаков. Плененные в России французы должны быть в ярости от того, что с ними случилось, и дышать одним лишь мщением. Если довольно значительное число этих несчастных согласится, под моим предводительством, выйти на берега Франции, то смею ручаться, что Бонапарту от них не уйти. Но, вспоминая дело при Кибероне, не упущу из вида надлежащих предосторожностей…»¹⁷.

Моро отправился в путь на североамериканском корабле 12 (24) июня, и два месяца спустя, прибыв в гетеборгскую гавань, послал к императору Александру следующее письмо: «Как только г-н Дашков изъявил мне желание Вашего Величества, чтобы я отправился в Европу, я поспешил исполнить вашу волю, отложив мой отъезд лишь на время, необходимое, чтобы известить мою супругу и [дать ей возможность] покинуть Францию, куда ее принудило отправиться состояние ее здоровья.

Завтра сойду на берег в Гетеборге и останусь здесь только для приготовлений к дальнейшему путешествию.

Ваше Величество может рассчитывать на мое стремление поскорее прибыть к Нему и на мое желание быть чем-либо Ему полезным»¹⁸.