История войны и владычества русских на Кавказе. Деятельность главнокомандующего войсками на Кавказе П.Д. Цицианова. Принятие новых земель в подданств

По самому характеру обитавших там народов, нельзя было ограничиваться письменными постановлениями и обычаями, принятыми между европейскими дворами, но необходимо было, на каждом шагу и во всякое время, быть готовым поддержать свои требования силою. Между азиатскими народами тот более почтен, кто сильнее. Приобретение же этой силы и всеобщего уважения требовало и влекло за собою необходимость усиления тамошних войск. К занятию, например, Имеретин и Мингрелии, по мнению князя Цицианова, необходимо было по крайней мере два полка; те же два полка, которые назначены были в Грузию, главнокомандующий принужден был, тотчас по прибытии их, употребить на ганжинскую экспедицию, «толико нужную» как потому, что Ганжа всегда была в подданстве Грузии, так и для того, чтоб удостоверить безумных соседей в том, «что я, – писал князь Цицианов[151], – имею высочайшее разрешение переходить и за пределы Грузии, буде неповиновение или дурное поведение их меня к тому принудят… Вероломство соседей Грузии рождает часто нужду в войске там, где и ожидать иногда невозможно».

Глава 7

Отъезд царицы Дарьи из Тифлиса в Мухрань и происки ее. Предложение князя Цицианова царице отправиться в Россию. Письмо царевича Александра и ответ на него князя Цицианова. Письмо царицы Дарьи князю Цицианову и отправление ее в Москву

Приготовляясь к экспедиции в Ганжинское ханство, князь Цицианов должен был прежде всего обеспечить внутреннее спокойствие Грузии, чего можно было достигнуть только удалением последних членов царского дома, около которых группировались все лица, почему-либо недовольные тогдашним состоянием дел.

Отправив большую часть членов царского дома в Россию, князь Цицианов согласился оставить царицу Дарью на некоторое время в Тифлисе только во внимание к просьбам, основанным на общем расстройстве ее здоровья. Хотя царица и была действительно больна, но болезнь не мешала ей быть покровительницею всех недовольных русским правительством, собирать их вокруг себя и употреблять орудием для своих интриг и замыслов. Женщина умная, Дарья не могла, однако же, понять, что старый порядок вещей канул безвозвратно, что восстановление прежнего правления невозможно не только потому, что оно противно видам русского правительства, но и потому, что сам народ не желал уже прежнего правления дома Багратионов. Возвращения к прежнему правлению, несмотря на многие злоупотребления русской власти, могли желать только единичные личности, гревшие руки на счет ближних, но не народ, уже отвыкший от многих поборов и защищенный от внешних врагов. Эти единичные личности, группируясь вокруг царицы, составляли оппозицию русскому правительству, подговаривали и волновали народ при всяком удобном случае.

«Если б ваше сиятельство, по благорасположению вашему ко мне, – писал князь Цицианов графу Кочубею[152], – изволили меня видеть, то всеконечно, по чувствительности вашей, тронуты бы были моим положением. Ежедневными слухами, выходящими против всякого шага правительства, меня терзают…»

«Не могу скрыть, – писал он в другом письме[153], – что все новое здесь приемлется с большим толкованием, хотя принимают с величайшим удовольствием и благодарностью к государю».

Двойственность и раздельность интересов общества, как всегда и везде, была источником неустройств, а в особенности в Грузии, где родоначальство или, лучше сказать, местничество существовали в обширном объеме и обращались во всеобщее зло. Князья кичились своим происхождением друг перед другом, и достаточно было пустого отличия одному из них, чтобы другой, считавший себя выше родом, стал в оппозицию к русскому правительству. Во главе последних стоял князь Иван Орбелиани, человек, пользовавшийся всеобщею доверенностию по богатству и знатности, но простой, мягкий и удобоводимый своим зятем Соломоном Тархановым, крайне недовольным князем Цициановым за отнятое у него шамшадыльское моуравство.

Шамшадыльские татары, жившие только в сорока верстах от Ганжи, были недовольны князем Тархановым за его притеснения и поборы. Главнокомандующий принужден был уступить неоднократным жалобам татар и удовлетворить просьбе их о перемене моурава. Отозвавши в Тифлис князя Тарханова, он приобрел в нем личного врага, человека, недовольного нашим правительством. Алчный и жадный, но одаренный умом и красноречием, князь Тарханов употреблял то и другое на заведение ссор и распрей; «таков он был при царях, – писал князь Цицианов, – таков он и теперь, по общему о нем слуху».