История войны и владычества русских на Кавказе. Деятельность главнокомандующего войсками на Кавказе П.Д. Цицианова. Принятие новых земель в подданств

Пользуясь доверенностью князя Ивана Орбелиани, Соломон Тарханов часто действовал его именем, привлекал к себе всех недовольных и легковерных соотечественников, а затем, разными вымыслами и вовремя пущенными слухами, смущал население. Каждое распоряжение главнокомандующего он старался объяснить в дурную сторону и извлечь для себя возможную пользу.

Вот один из многих примеров.

Считая квартирование войск в Тифлисе обременительным для бедных обывателей, потому что у князей никто не стоял постоем, князь Цицианов поручил коменданту предложить, не хотят ли жители города дать для построения казарм 15 000 р., и тогда все население будет свободно от постоя. Князь Тарханов тотчас же воспользовался этим распоряжением, и князь Цицианов скоро узнал, что противная партия собирается отправить к нему депутацию с заявлением от имени князей, считающих себя обиженными в том, что, сравнивая их с мещанами, у них требуют денег для постройки казарм и тем более тогда, когда они не вознаграждены еще ничем за отнятые у многих звания и должности, приносившие доход. Князь Цицианов пригласил к себе князя Ивана Орбелиани и, представив ему всю несообразность такого поступка, отклонил присылку депутатов.

Едва только предупреждены были эти недоразумения, как явились новые по поводу дворянских выборов.

«Занимаясь теперь приготовлением к выборам, – писал князь Цицианов графу Кочубею[154], – ничего так не желаю, как то, чтобы все сделано было согласно с волею верховного начальства». Это естественное желание было парализовано слухом, дошедшим до главнокомандующего, что партия князя Ивана Орбелиани и Соломона Тарханова замышляет отправление новой депутации с просьбою о перемене организации верховного грузинского правительства и о составлении его из четырех князей и одного русского начальника.

– Я буду требовать, – отвечал князь Цицианов сообщившим это известие, – чтобы депутаты имели письменные доверенности с объяснением, от кого они даны и с какою целью.

В то же время он приказал исполнительной экспедиции объявить во всеобщее сведение, чтобы под одним прошением несколько лиц не подписывались, а каждый заявлял о своих нуждах отдельно[155]. Охотников на отдельную подачу прошений не оказалось, и князья, видя неудачу и с этой стороны, порешили перенести свою деятельность подальше от правительства, внутрь страны, в Карталинию.

Вскоре после того царица Дарья просила разрешения князя Цицианова, под видом страха от чумы, переехать в селение Мухран, принадлежащее родному ее внуку князю Багратиону-Мухранскому. Главноуправляющий хотя и предвидел, что она едет не на покой, а на исполнение каких-либо вредных замыслов и интриг, которых она не прекращала, но все-таки разрешил ей уехать. Он приказал, однако же, квартировавшему там с эскадроном Нарвского драгунского полка полковнику барону Уманцеву следить за всеми ее поступками.

Поселясь теперь в сердце Карталинии, Дарья обратила всю свою деятельность на князей карталинских, разглашая между ними через своих преданных разные нелепые слухи: что будто бы Баба-хан намерен послать в Грузию сильное войско, что лезгины, числом до 500 человек, уже у ворот мухранских и хотят увести ее в горы. Такие разглашения, поддерживаемые с другой стороны царевичами Юлоном и Парнаозом, оказывали свое действие на народ, «коего легковернее я не знаю в свете», писал князь Цицианов[156].

Буйные по своему характеру князья, не имевшие ни малейших средств к сопротивлению, ограничили свою деятельность съездами и совещаниями.

Двое князей Амереджибовых, отец и сын, по подозрению, что они имели сношение, личное и письменное, с царевичами Юлоном и Парнаозом, были взяты «под легкий присмотр», из-под которого успели уйти.

Не придавая никакого значения их бегству, князь Цицианов хотя и не приказал их ни преследовать, ни отыскивать, но должен был сознать, что происки царицы Дарьи, ее связи с князьями карталинскими и кахетинскими, были и будут причиною многих волнений и беспокойств в Грузии.

Поэтому скорейшее отправление Дарьи в Россию становилось необходимым, и князь Цицианов открыто говорил, что она рано или поздно, но должна будет оставить Грузию. Царица ехать не желала и противилась всеми средствами, возможными в ее тогдашнем положении. По ее приказанию было отправлено в Петербург к сыну ее царевичу Мириану анонимное письмо, писанное по-персидски, потому будто бы, что посылаемые по почте обыкновенные письма все распечатывали и читали. Неизвестный автор сообщал царевичу, что Дарья больна, ехать не может, и просил сына заступиться за мать. Как бы вскользь он упоминал, что поступки князя Цицианова заставили царевича Теймураза и до 500 человек князей и дворян удалиться за границу, «да и ныне многие непрестанно туда бегут»[157].