История войны и владычества русских на Кавказе. Деятельность главнокомандующего войсками на Кавказе П.Д. Цицианова. Принятие новых земель в подданств

К царю же имеретинскому главнокомандующий написал письмо[143], в котором говорил, что возвратившийся из Имеретии князь Палавандов заявил ему, «что на возвратном пути из Тифлиса мингрельские дворяне, два брата Квинихидзе, вторично были остановлены, но на сей раз с большим бесчеловечием, ибо один из них убит, а другой ранен[144], и что отнятые от них письма мои, князю Дадиану посланные, читаны и показаны были князю Палавандову, которому по сему случаю якобы оказаны были некоторые личные неприятности».

Не давая полной веры такому происшествию, нарушающему права гостеприимства не токмо у христианских держав, но и во всей Азии, варварскими народами против посланцев сохраняемые, не могу, однако ж, скрыть я перед вашим высочеством моего прискорбия и вкупе удивления ко всему тому, что дошло до моего сведения».

Чтобы удостовериться в истине, князь Цицианов послал письмо царю Соломону, но не с нарочным, а по почте до Сурама, прося его прислать ответ также в Сурам, в котором и объяснить истину «сего постыдного происшествия». Главнокомандующий указывал Соломону на двуличность его поведения и поступков.

«Вы ищете, – писал он, – высокого покровительства и сильной защиты его императорского величества, и с таким намерением отправили посланца своего князя Леонидзе к высочайшему двору, но в то же время оказываете неприязненные поступки не только против земли, осчастливленной всемилостивейшим покровительством великого моего государя императора, но даже в сем происшествии открывается явное недоброжелательство ваше к России, ибо особа посланцев во всех землях почитается священною, хотя бы таковые были от самих неприятелей».

Князь Цицианов старался убедить имеретинского царя, что принятие Дадиана Мингрельского в подданство России не должно нисколько беспокоить самого Соломона, что, напротив того, Россия, будучи беспристрастным посредником, может помирить и прекратить вражду, существующую с давних времен между царем имеретинским и владетелем Мингрелии, и в особенности тогда, когда имеретинский царь также вступит в ее подданство. Главнокомандующий просил Соломона оставить всякие покушения и притязания на Мингрелию, по крайней мере до тех пор, пока князь Леонидзе не возвратится из Петербурга с окончательным решением императора Александра.

«В окончание сего, – писал князь Цицианов, – долгом поставляю себе объявить вашему высочеству, что предстоят вам и царству вашему два пути, которых избрание зависит от произвола вашего. Я, со своей стороны, сохранил свято данное мною вам слово, соблюл ненарушимый союз соседства и сожалеть буду, если обстоятельства принудят меня переменить мои правила».

Соломон, как и следовало ожидать, оправдывался и писал, что Квинихидзе убит без ведома его, за то будто бы, что украл несколько лошадей и был догнан хозяевами их, а Палавандов был задержан по причине болезни, а вовсе не по недоброжелательству царя к России[145]. Эти отговорки не могли скрыть истины, и неприязненные поступки Соломона явно показывали, что кроме вероломства мы от него ничего ожидать не могли. Петербургский кабинет сожалел, что князь Цицианов за такой поступок тотчас же не наказал имеретинского царя занятием Кутаиси. По мнению тогдашнего министра иностранных дел графа Воронцова, неприязненные поступки Соломона могли служить достаточным поводом, чтобы силою оружия присоединить Имеретию к России[146], и если князь Цицианов этого не сделал, то петербургский кабинет, по крайней мере, находил напрасным продолжать переговоры с находившимся в Санкт-Петербурге посланником имеретинским. Хотя и можно было ожидать, что князь Леонидзе, по известным видам и своей алчности, не оказал бы большего упорства в постановлении с нами каких угодно условий, но податливость эта осталась бы тщетною и не привела бы ни к каким положительным результатам, так как не было надежды на то, что Соломон утвердит постановленное князем Леонидзе. Не желая вступать в такие сношения, которые были несовместны с достоинством России, император Александр приказал прекратить все переговоры, начатые с князем Леонидзе в Санкт-Петербурге, и отправить его обратно.

«Владельца имеретинского Соломона, – писал граф Воронцов[147], – я думаю, в вероломствах его добрыми средствами, конечно, исправить нельзя, а хорошенько его по-азиятски постращать, то и будет он гладок, в чем мы на вас и полагаемся. Посланника его мы к вам отошлем с объявлением ему, что вы во всем уполномочены с царем его кончить».