История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3

Лазарев донес Кноррингу и отдал приказ, чтобы на гауптвахтах у городских ворот караульные справлялись у всех подобных посланников, приезжающих из-за границы, не имеют ли они писем к командующему войсками, и в последнем случае препровождали бы их к нему. Коваленский жаловался Кноррингу на такое распоряжение Лазарева. Главнокомандующий, слепо веря правителю Грузии и не разузнав дела, сделал Лазареву выговор и сообщил ему, что все приезжающие из-за границы должны являться комендантам, непосредственно подчиненным правителю. Копию с предписания Лазареву Кнорринг отправил и к Коваленскому, который разослал ее ко всем комендантам и земским начальникам. Лазарев считал себя обиженным. Давнишняя вражда между двумя лицами закипела. Власть военная стала враждовать с гражданскою. Злоупотребления, беспорядки и упущения стали увеличиваться. Лазарев узнал, что царица Дарья намерена отправить в Эривань к царевичу Александру 1000 рублей, кафтан и возмутительные письма. Он требовал задержания посланника и доставления его к себе. Комендант, не отвечая несколько дней, на вторичное требование сообщил Лазареву, что посланник уехал в Эривань по билету, выданному ему правителем Грузии.

С открытием экспедиций и правления не было принято никаких мер к тому, чтобы ознакомить народ с новыми учреждениями. Ни один даже и образованный грузин не знал, с каким делом куда следует обращаться. Затруднение это было тем более ощутительно, что верховному правлению вменено в обязанность привести в ясность имущество каждого. Потребность в подаче просьб и объяснений была огромна, но просьб не подавали за незнанием, куда подать. Отсюда произошло то, что в течение года ровно ничего не было сделано по этому вопросу.

С объявлением о действии в Грузии русских законов никто не знал, какие пределы имеет власть земских чиновников. Помещики не знали своей власти над крестьянами, крестьяне – своих отношений к помещикам. С уничтожением грузинских обычаев и законов русские законы не были переведены на грузинский язык.

Прошения, иски и т. п. должны были поступать на русском языке. В составе управления не было ни чиновников, ни переводчиков, знающих грузинский язык. Чиновник и проситель не понимали друг друга. Для устранения этого впали в другую крайность, весьма странную. Постановили правилом, что каждый проситель должен проговорить все свое дело наизусть на русском языке безошибочно, под опасением потерять право иска. В самых экспедициях русские чиновники не понимали своих товарищей грузин. От этого «дела решались более домашним производством у правителя Грузии, нежели явным и законным течением в самых палатах, что наносит, как заметно, всеобщее неудовольствие».

Правитель Грузии никогда не ходил в присутствие, а занимался на дому. Совет верховного грузинского правительства существовал только на бумаге, а не в действительности. Просьб, подаваемых гражданами в исполнительную экспедицию, никто не принимал. Из двух советников, бывших в экспедиции, один по слабости здоровья, а другой по молодости не бывали никогда в присутствии. Просители уходили без удовлетворения и не знали, где найти его. «Обыватели Грузии, – пишет Лофицкий, – обращенные к исканию правосудия в единой особе правителя, не имели удовольствия найти сбывчивыми надежды свои по предметам законозащищения, а потому возвращались в домы свои с мрачным впечатлением и с сумнением о благоденствии, которого ожидали от русского правительства».

«Коротко сказать, – доносил Лазарев, – все теперь столь же недовольны, сколь днесь желали российского правления».