История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6

Хищничество не увеличивается, но до приезда моего сюда доносимо было только об одних чрезвычайных случаях; при мне – о всех и малейших даже происшествиях, отчего и кажутся набеги и шалости чаще случающимися. С того времени, как часто возобновляющаяся язва между собственными народами, угрожая Кавказской линии, заставила принять строгие меры осторожности и убегать сообщения с ними, войскам, на кордоне стоящим, запрещено переходить за границу, и потому хищники не боятся уже преследования и наказания, которое прежде состояло в разорении жилищ и отогнании табунов и много воздерживало от шалостей. Если же преследовать войсками, то надобно непременно выдерживать их для очищения в карантине и на то время многие места по кордону оставить слабыми, ибо для преследования со многих пунктов войска соединяются вместе. Боязнь подвергнуться чуме, конечно, заставляет нас терпеть некоторые потери, но они ничто в сравнении с теми выгодами, которые та же чума нам доставила. Она сильный, до сего весьма воинственный и опасный народ кабардинский уменьшила, конечно, не менее двух третей, и мы, вместо чувствительной прежде потери войск и не менее жителей, теряем теперь людей сотую долю, а скота, отгоняемого ими, конечно, не более как и прежде.

Кабардинцев, думал я, употребляя способы убеждения и кротости, склонить к жизни спокойнейшей, но, видя, что народ сей, столь гнусный и подлый, как и чеченцы, равно легко возобновляющий и разрушающий клятвы в верности, прибегнул я к мерам строгим. 3-го числа сего месяца одно из селений кабардинских, весьма близко к границам нашим лежащее, гнездо разбойников и вечной почти чумы, приказал я истребить. Отряд войск ночью пришел к оному; на рассвете объявлено жителям, чтобы они с женами и детьми своими, также с драгоценнейшим имуществом, удалились. Селение было сожжено, многочисленные табуны лошадей и скот взят весь на удовлетворение пограбленных жителей разного звания Кавказской линии. С обеих сторон не сделано ни одного ружейного выстрела.

С 1812 г., когда в последний раз были в С.-Петербурге депутаты от кабардинского народа, щедро государем императором облагодетельствованные и награжденные, гнусный и подлый народ сей не уменьшил своих разбоев и хищничеств и претензии на них, жителями Кавказской линии объявленные и в известность приведенные, простираются до ста тысяч рублей. Уверяю ваше сиятельство, что я никаких депутатов от народа столь гнусного не дерзну представить перед лицо моего государя. Теперь я содержу их в страхе жесточайшего наказания (которого употребить средств не имею) и угрожаю отобранием имеющихся у них грамот наших государей и объявлением изменниками и нарушителями клятвы.

С чеченцами, народом сильным, живущим в состоянии совершенного равенства, не признающим никаких между собою властей, а потому и зависимости, употребляю я единственное средство – терпение и решился на оное до 1820 г., зная, что до того времени надобно сносить и досады, и потери, но за все то они заплатят впоследствии и будут принуждены обратиться к жизни спокойнейшей, усмирены будучи недостатком самых первых потребностей. Сего народа, конечно, нет под солнцем ни гнуснее, ни коварнее, ни преступнее. У них и чумы не бывает».

Принимая меры к прочному утверждению своего влияния среди горцев, Ермолов не скрывал трудности в разрешении предстоявшей ему задачи и не торопился ее исполнением. Постепенно и исподволь он принимал ряд мер, клонившихся к стеснению горцев и к прекращению хищничеств.

Это огромная крепость, говорил Алексей Петрович, смотря на громады гор: надобно или штурмовать ее, или овладеть траншеями. Штурм будет стоить дорого, и успех неверен, так обложим же ее.

Решившись на последнее, главнокомандующий приступил к устройству траншей в виде крепостей и укрепленных линий.

«Если в нынешнем 1818 г. чеченцы, – доносил Ермолов[385], – час от часу наглейшие, не воспрепятствуют устроить одно укрепление на Сунже, в месте, самом для нас опаснейшем, или, если возможно будет успеть учредить два укрепления, то в будущем 1819 г., приведя их к окончанию, живущим между Тереком и Сунжею злодеям, мирными именующимися, предложу я правила для жизни и некоторые повинности, кои истолкуют им, что они подданные вашему императорскому величеству, а не союзники, как они до сего времени о том мечтают.

Если по надлежащему будут они повиноваться, то назначу по числу их нужное количество земли, разделив остальную между стесненными казаками и караногайцами; если же нет, то предложу им удалиться и присоединиться к прочим разбойникам, от которых различествуют они одним только именем, и в сем случае все земли останутся в распоряжении нашем. Я в таковых обстоятельствах испрашиваю высочайшее вашего императорского величества соизволение, чтобы из полков Моздокского и Гребенского добровольно желающие могли переселиться вперед за Терек».