Мирные и немирные чеченцы одинаково не признавали никакой власти, никаких законов, кроме необузданной свободы, и, по словам Ермолова, «каждый есть царь в отношении к самому себе». Кроме обычая мстить за кровь кровью, они считали своею обязанностью быть врагами христиан и поддерживаемы были в этом убеждении своим духовенством. Чеченцы тогда только были кротки, тогда только ценили великодушие, когда видели меч, поднятый над ними. Одним из первых распоряжений Ермолова было объявление мирным «
Чеченцы не верили этим угрозам, и, имея постоянный успех во всякого рода хищничествах и ободряемые тем, что все усилия, нами употребляемые для усмирения их, были не только не действительны, но стоили значительной потери людей, утвердились во мнении, что они непобедимы, что мы ищем их союза и готовы заключать договоры, как с равными по силе и могуществу. «Внушу им, – писал главнокомандующий генерал-майору Дельпоццо, – что я столько же мало уважаю их приязнь, сколько боюсь иметь их не-неприятелями».
Предыдущая деятельность главнокомандующих позволяла им надеяться, что и Ермолов, подобно своим предшественникам, будет заключать с ними мирные трактаты и письменные условия. Мы знаем, насколько эти условия обеспечивали спокойствие наших пограничных селений и насколько они усиливали заносчивость чеченцев и прочих горцев. Так, незначительное
– Не ожидайте от меня, – отвечал Алексей Петрович, – никакого уважения к просьбе вашей, чтобы от российского правительства определены были вам те же дары, которыми вы пользовались прежде, служа покойному царю Ираклию, ибо теперь владычествуют не цари грузинские, но могущественный всероссийский император, коего власть и неодолимая сила столь же много превышают власть прежнего в Грузии правления, сколько далеко отстоит Солнце от Земли.
Главнокомандующий требовал полной покорности и, принимая меры к прекращению хищничества, начал с чеченцев, как ближайших к нам и наиболее дерзких хищников.
– С нетерпением ожидаю я, – говорил Алексей Петрович, – первой возможности искоренить сие гнездо гнуснейших злодеев. Сего требуют строгая справедливость и слезы жителей наших на линии, между которыми редкое семейство не оплакивает или убийство, или разорение.
Трудно было покорить народ, привыкший к нищете и самой страшной бедности, народ, прикрытый непроходимыми лесами, представляющими естественную защиту против неприятеля.
Прежде для наказания чеченцев войска наши ходили в их землю, мало нам известную и по своему положению почти неприступную, ходили туда, где весь почти народ соединялся для защиты своих жен, детей и имущества. Временные победы и возвращение отрядов на линию не приводили ни к каким результатам, и разорение своих деревень чеченцы вознаграждали с избытком имуществом, награбленным в наших пограничных селениях. Они производили набеги столь часто, что, по выражению А.А. Вельяминова, в 1818 г. «до такой степени опустошили Терек (т. е. казачьи селения), что опасно было выходить за ворота станиц». Отнять средства к набегам, превратить грабежи и хищничества было задачею Ермолова, и он пришел к мысли о необходимости постепенного стеснения территории чеченцев и отодвигания их аулов в глубь лесов и гор, вдаль от наших пограничных селений. Главнокомандующий решился перенести линию за р. Терек, занять р. Сунжу и по течению ее построить ряд крепостей. Стесненные в лесах и горах, чеченцы лишались тогда земли, удобной для хлебопашества и пастбищных мест, на которых в зимнее время укрывали свои стада от жестовой в горах стужи. С занятием нами р. Сунжи бывшие на линии селения оставались за цепью крепостей и в большей безопасности, так как чеченцы не могли с прежним удобством хищничать позади укреплений и в местах, открытых на большое расстояние.