История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6

В первых числах февраля 1822 г. Греков разорил селения Гойты, Урус-Мартан, взял с этих селений аманатов и, вырубив в окрестностях лес, возвратился в Хан-Калу. «Сделавши опыт над толстым лесом в Хан-Кале, – доносил он генералу Сталю, – удостоверился я, что жечь его невозможно – горит только тонкий, – а должно рубить его на мелкие части».

8 февраля Греков с отрядом в 2985 человек и 13 орудиями переправился через р. Аргун и, остановившись у селения Большой

Чечен, приступил к рубке леса на Аргуни. Под влиянием проповеди гребенчуковского кадия Абдул-Кадыря чеченцы и качкалыки в огромном числе собрались против нашего отряда. Обещая всем убитым на войне рай Магомета, Абдул-Кадырь предсказывал гибель русским и с клятвою уверял, что не более как через четыре месяца явятся турецкие войска, и тогда следа неверных (русских) не останется на р. Сунже. Веря в справедливость слов своего кадия, горцы более двух часов упорно защищали лес, но были рассеяны, причем Абдул-Кадырю оторвало ядром ногу, и он на третий день умер. Греков двинулся далее, сжег Шали, Малую Атагу и, расчистив Топлинскую поляну, 14 февраля возвратился в крепость Грозную.

Чеченцы, и в особенности дагестанцы, сознали невозможность возвратить ту часть земель, которые в последнее время были заняты русскими войсками. Лучшие их предводители, Хасан-хан Мехтулинский и Ших-Али-хан, бывший хан Дербентский, умерли, Адиль-хан цумий Каракайдагский был убит своим родственником Эмир-Гамза-беком, а Абдула-бек Эрсинский просил прощения, и ему было разрешено жить в вольной Табасарани, но с условием выдать в аманаты одного из любимейших своих сыновей. В Дагестане водворилось временное спокойствие, и хотя аварцы и андийцы продолжали хищничать, но толпы их были слишком ничтожны для того, чтобы преследовать грабителей целыми отрядами, и войскам дан был отдых. Этот отдых, после беспрерывных трудов и движений, не послужил им в пользу. Во многих укреплениях, при скученности войск и дурных климатических условиях, развились болезни и значительная смертность. В этом отношении более всего страдал гарнизон Неотступного Стана, и генерал-майор Греков просил прислать ему смену. А.П. Ермолов предпочел совсем покинуть это укрепление, приказал перевести гарнизон временно в Амир-Аджи-Юрт и укрепить его, но на смену гарнизона прислать не мог, так как все свободные войска были в то время отправлены в Кабарду.

Беспрерывные набеги на Кавказскую линию кабардинцев вместе с закубанцами заставили главнокомандующего ввести в Кабарду отряд, который, не имея постоянных квартир, должен был быстро переходить из одного аула в другой и угрожать населению истреблением стад и отгоном табунов.

С этою целью под начальством артиллерии полковника Коцарева был сформирован отряд из тысячи человек Кабардинского полка, пяти орудий и 200 линейных казаков. Не оставаясь долго на одном и том же месте, полковник Коцарев должен был высылать казачьи партии по разным направлениям, а сам с пехотою служить им поддержкою и подкреплением. Если бы кабардинцы, притесняемые своими владельцами, искали нашего покровительства и защиты, то таких приказано переселять на р. Малку и на левый берег р. Терека. Таким переселившимся главнокомандующий уполномочил объявлять полную свободу и независимость от их владельцев. Последних, писал Ермолов[662], «буде можно, брать живыми, для наказания в пример прочим, как гнусных изменников великому государю и нарушителей многократно данной присяги в верности. Воспретить впредь называть кабардинских владельцев князьями, кроме тех, кои, служа в войсках наших, таковыми признаваемы правительством».

Появление отряда Коцарева, захват им табунов и стад устрашили многих кабардинских владельцев, считавших свое поведение небезгрешным. Покидая аулы и скрываясь в горах, они силою уводили с собой подвластных, вовсе не сочувствовавших такому переселению. Узнав об этом, главнокомандующий обратился с воззванием преимущественно к простому народу, прося его не слушать изменников и оставаться в своих домах.

«Беспрерывные набеги в наши границы, – писал Ермолов кабардинцам[663], – разорения жителей и самые убийства, производимые кабардинскими владельцами, заставили меня употребить силу оружия для наказания их.

Долго и без успеха употреблял я терпение и кротость, и знают кабардинцы, сколько желал я отвратить от них бедствия. В 1818 году лично мне даны обещания главнейшими эфендиями и владельцами, и обещания сии, так же как и прежде много раз данные клятвы, не исполнены. Вместо того чтобы исполнять обязанности верноподданных, разбой и убийства умножились. Я дал повеление войскам вступить в Кабарду и жителям оной объявляю: