С другой стороны, проливные дожди повредили жатве, а появившиеся в значительном числе мыши окончательно истребили хлеб прежде его уборки с полей. В Имеретин реки выступили из берегов, залили поля, а во многих местах унесли дома и скот. Последствием всего этого был голод, болезни и значительная смертность. В весьма короткое время в Имеретин вымерло до 12 тысяч семейств[567]
и осталась только третья часть населения. Пораженное всеобщим ужасом, население бежало в горы и леса. Имеретины мололи желуди, косточки от винограда и питались ими, а когда этого не стало, то и трава казалась вкусной[568]. Недостаток пищи заставлял многих родителей отдавать детей своих в рабство за незначительный кусок хлеба.В январе 1812 года было препровождено главнокомандующему 10 тысяч рублей для вспомоществования страждущему имеретинскому народу и сделано распоряжение о доставлении 10 тысяч четвертей хлеба из Крыма к мингрельским берегам. Для раздачи бедным пособия составлена, под председательством генерала Симоновича, особая комиссия – из двух имеретинских князей и двух духовных особ[569]
.В Грузии также ощущался недостаток в хлебе, и сначала на него возвысилась цена, а потом он вовсе не продавался[570]
. В Тифлисе четверть дурной муки стоила от 20 до 30 рублей. Жители скитались по лесам, питались кореньями и травой; почти все население Памбак и Шурагели разошлось по соседним провинциям.Частое вторжение неприятеля в пограничные мусульманские провинции лишило туземцев скота и хлеба настолько, что они не имели семян для будущего посева. Те, которые были в силах, покупали хлеб в селениях за р. Арпачаем, но большинство не имело средств этого сделать. Общее бедствие усиливалось от злоупотреблений мелких чиновников, поставленных в непосредственное сношение с народом.
В то время Кавказ был страной весьма мало известной русскому народу. Отсутствие сообщений и удобств жизни не привлекало достойных людей в столь отдаленный край. Службы на Кавказе искали, в большинстве случаев, те чиновники, которым не было места в России, те, которые рассчитывали, избавившись от надзора, поживиться на чужой счет. Смотря на туземцев как на народ, облагодетельствованный Россией, а на себя как на благодетелей и избавителей, пришедших для обновления жизни населения, чиновники не считали нужным сдерживать свой произвол и находили, что жители, из благодарности, обязаны подчиняться их капризной воле. «Бывший здесь вахмейстер, – писали грузины, – при отдаче мужиками хлеба или ячменя, заставлял их одного вместо стула, а другого вместо стола согнуться, и потом на одном сидел, а на другом писал и таким образом бесчеловечно мучил»[571]
.Еще в октябре 1810 года Тормасов, приехав в Сурам, не нашел там ни одного чиновника земской полиции. Предписывая правителю Грузии обратить на это внимание и принять строгие меры, Тормасов присовокуплял, что он не находит «ничего распутнее земской полиции, которой хуже, я думаю, нигде нет»[572]
.Занятые военными действиями, главнокомандующие не имели времени входить в подробности гражданского управления, и люди неблагонамеренные пользовались таким недосмотром. Взятки и всякого рода незаконные поборы, обвешивание и обмеривание – все было пущено в ход для собственной наживы. Жители казахской дистанции в прошении, поданном маркизу Паулуччи, писали, что при бывших царях в каждом селении у них был один начальник, а теперь все братья и племянники агаларов входят в распоряжения, берут взятки, держат при себе людей, коих освобождают от повинностей, называя их тарханами[573]
.Маркиз Паулуччи хотя и принимал меры против подобных притеснений, но ни угрозы, ни предписания не останавливали от противозаконных поступков. Злоупотребления так глубоко всосались в быт чиновников, что некоторые решались не объявлять народу распоряжений главнокомандующих или перетолковывали их в свою пользу.
«Дошло до сведения моего, – писал маркиз Паулуччи, – что моуравы в дистанциях, им вверенных, не обнародовали ясно данного от меня оповещения жителей всей Грузии о разных предположениях моих для постановления в Грузии порядка, в особенности о введении справедливых весов и мер и об искоренении постыдного корыстолюбия.
Итак, замечая из сего цель моуравов, чтобы через ускромнение перед народом таковых желаний моих продолжать им по прежним обычаям попущаться на противозаконные поступки и преграждать пути притесняемым несправедливостью приносить мне жалобы, кои всегда готов я принимать, предлагаю вашему превосходительству, по получении сего, немедленно отправить особого чиновника в каждую дистанцию, как-то: Казах, Шамшадыл и Ворчало, поручив им оповестить оное предписание мое самим жителям в селении, при собрании всего общества, дополнив к тому, что моуравы, под опасением строгого наказания, за суд и расправу кою они производить будут между жителями, отнюдь не должны в пользу свою взыскивать штрафов, также и на содержание себя ни под каким видом не должны брать ничего с народа»[574]
.