Вслед за тем главнокомандующий приказал принимать хлеб в подать и покупать его в казну на русский вес, а не туземной мерой, так как в последнем случае встречались нередко злоупотребления. Провиантские и земские чиновники требовали часто вдвое против положенной меры и излишек никогда не возвращали. За доставку хлеба никогда не платили и заставляли жителей перевозить хлеб из одного места в другое без всякой видимой цели. Капитан-исправник приказывал, например, доставить хлеб в анагский магазин, а комиссионер требовал, чтобы он был перевезен в селение Мирзани. Не зная, чье приказание исполнять, грузины оставались в затруднительном положении до тех пор, пока капитан-исправник и комиссионер, взявши с них 200 рублей, уже с общего согласия разрешили доставить хлеб в анагский магазин[575]
.Прием хлеба производился весьма медленно, и надо было заплатить, чтобы приемщик принял без задержания. Плату можно было производить всем чем угодно: баранами, птицами, яйцами, молочными скотами и другими продуктами. Грузины платили с покорностью и не жаловались до тех пор, пока лихоимство не дошло до крайних пределов.
– Всемилостивейший государь, – говорили туземцы, – для нашего спокойствия покорил неприятелей, а те, которых к нам приставил, нас обобрали[576]
.Сигнахский капитан-исправник, по заявлению жителей,
В судах, по положению, заседали наполовину грузинские князья с русскими чиновниками и имели равный голос в решении дел. Но голос князей не имел никакого значения, и если они высказывали свое мнение, то чиновники им отвечали: «Как последний наш писарь не имеет в суде голоса, так и вы его не имеете»[578]
.Судьи тянули дела, по нескольку раз вызывали тяжущихся из дальних деревень и, продержав их по пяти и шести недель в городе, отпускали обратно, не объявив решения.
«Вы сами можете в Телавском уезде узнать, – писал митрополит Иоанн Бодбели маркизу Паулуччи, – с которого года там хранятся дела, не получающие движения ради больших выгод; они (судьи) присягают не брать взяток и творить суд справедливый, но всему изменяют, и безумный народ этой земли развращается через клятвопреступление их. Но что сказать мне, душою огорченному на старости лет моих, и как сметь объяснить все то зло, о котором я слышал от многих правдивых людей и которого был свидетель? Несправедливость довела народ до отчаяния»[579]
.– Нам не нравится российский суд, – говорили грузины, – потому что долго не решают дел и много взяток берут. Мы хотим иметь суд грузинский, чтобы просьбы поступали на грузинском языке и мы могли разговаривать с судьями, не занимаясь переводчиками[580]
.Злоупотребления в судах были столь часты, что неправое решение считалось делом самым обыкновенным. Сведения о нуждах народа представляемы были часто главному начальству в превратном виде. Грузия хотя и имела тогда своих предводителей дворянства, но они, не понимая русского языка, а главное – не зная своих прав и обязанностей, оставались бесполезными представителями своего сословия. Последнее обстоятельство представляло для многих удобный случай истолковывать их поступки в превратном виде и достичь того, чтобы владельцы не пользовались доверием правительства, но находились в постоянном подозрении. Разглашая о поголовном нерасположении грузин к России, неблагонамеренные люди видели в этом вернейшее средство удовлетворять своим корыстолюбивым наклонностям.
Не понимая прав и преимуществ, дарованных великодушием императора, грузины долгое время признавали законною ту чрезвычайную власть, которая была присвоена себе частными начальниками. Власть же главноуправляющего считалась ими неограниченной и бесконтрольной.
«Когда приезжал к нам капитан-исправник, с 40 или 60 человеками, – писали жители Чалоубанского ущелья, – то поступал с нами в виде царя и заставлял служить, как при царях служили. Говорили, что будто бы они наши цари, и всегда царские повинности брали от нас; а секретари говорили нам,
При таком убеждении народ слепо выполнял всякие требования.
«Когда первый Бог, – писали грузины, – а потом наш господин (царь Георгий) отдал нас государю, то с тех пор фальши мы не оказывали. Куда нас требовали, мы отправлялись, с быками и арбами: под Елисаветполь, Гумри (Александрополь), Ахалцих, в Нуху и в Имеретию. Где не могли служить быками, служили лошадьми. Из вышеписанных мест мы не получили назад ни быков, ни ароб, ниже мешков»[582]
.