Если б только с одними казаками иметь королю дело, — это была бы половина горя; а то у него были свои вельможные казаки, эти Корецкие, эти Потоцкие, эти Мнишки и Вишневецкие, которые бросались то за турецкую, то за московскую границу и увлекали иногда самого короля в свои военно-политические планы. Чтобы выпутаться из неудачной экспедиции, не раз приходилось королю, через посредство своих панов, играть ту роль, за которую законом назначалась или смерть, или баниция: король давал приповедные листы и кликал клич к тем самым людям, которых его же собственные универсалы повелевали исключать из казацкого войска, хотя бы они пребывали в составе этого войска три и даже пять лет. Так было несколько раз во время знаменитой московской войны, которая началась, можно сказать, шалостью: началась повторением тех проделок с самозванцами, которые казаки, ради «лыцарства» и добычи, столько раз совершали в Волощине, но от шалости перешла в дело великой важности и довела короля до большого скандала, — до соперничанья с сыном за московский престол. Король позавидовал сыну, которому шло в руки обширнейшее в Европе царство; он решился сместить сына самим собой, и сместил вместе с ним себя самого в пользу юноши, которого поляки называли поповичем. Когда дело было проиграно, Сигизмунд готов был видеть на московском престоле хоть сына; и вот половина воинственных панов, с набранным по всей Польше войсковым сбродом, опять геройствовала среди опустошённой Московщины, и опять готовилась им прежняя кара. При своей уносчивости фантазией, при беспорядочной ремонтировке, при отсутствии строгой подчинённости между начальствующими лицами, они не замедлили поставить дело так, как мог бы присоветовать им только их неприятель. Ещё недавно начата была новая московская война, а уже денег не хватало, в съестных и других припасах была крайняя нужда; войско начало разбегаться. В то самое время, когда король угрожал казакам карой за своевольство, он получал от сына вести, не предсказывавшие успеха. Зима прошла в ожидании военного счастья, которое вдруг переменит судьбу королевича. Но счастье, эта случайность, которая обманывает людей со времён потопа и расселения потомства Ноева по земле Ханаанской, обмануло в тысячный раз и поляков, которые, подобно прочим смертным, не переставали на него рассчитывать. Не появлялось капризное и коварное, выдуманное лентяями божество, на помощь воинам, предпринявшим великое дело с малыми средствами. Наконец и последние средства ускользали из рук у королевича; а новый московский царь, Михаил Фёдорович, между тем усиливался.