«Приходили естя к великому государю нашему царю и великому князю Михаилу Феодоровичю, всеа Русии самодержцу, от царевича Олександра Ахия с грамотой, а в грамоте своей Олександр царевич к царьскому величеству писал и вы нам говорили и письмо подали, что Олександр царевич турского Магмет-салтанов сын, а принял православную крестьянскую веру греческого закона и был у цесаря римского и в иных государствах, а после того был в Запорогах, а ныне де он в Терехтемирове монастыре, а хочет доступать отца своего государьства, а помогают ему на то крестьянские государи, сербы и волохи и албаниты и иные хрестьяны, а вас к царьскому величеству прислал бить челом, чтоб царьскому величеству для православные крестьянские веры Олександру церевичю вспоможенье учинить чем пригоже. И мы грамоту Олександра царевича и ваши речи до царьского величества доносили. И великий государь наш его царьское величество, слыша то, что царевичь Олександр Ахия принял православную крестьянскую веру греческого закона и хочет доступить отца своего государства, тому порадовался, и желает Олександру царевичю всякого добра, и чтоб ему сподобил Бог отца своего государства доступить; а помочи царскому величеству Олександру царевичю учинить нельзе, для-того что Олександр царевич ныне в Литовской земле у запорожских черкас, а запорожские черкасы послушны польскому королю, а польский король великому государю недруг, и помочи ему (Олександру) через чюжое государство нельзя; да и грамоты ныне царьское величество к Олександру царевичю послать не производит, для-того что Олександр царевич ныне в Литовской земле, и только того доведаетца литовской король, что Олександр царевич ссылаетца с его царьским величеством и просит у царьского величества на Турского помочи, а про польского короля сказывают, что будто он с турским Магмет салтаном ныне в миру, и король бы царевичю Олександру для Турского какой помешки и недобра не учинил.
А для любви царьское величество посылает Олександру царевичю с вами, от своей царские любви, что у него великого государя лучилось, и Олексардр бы царевич принял то в любовь. А великий государь наш его царьское величество и вперёд Олександру царевичю желает всякого добра, чтоб ему милосердый Бог помощь послал доступить отца своего государьства. И вы царьского величества любовь и жалованье Олександру царевичю роскажите, и что с вами послано, отвезите».
Жалованье состояло в соболях, лисицах и золотых бархатах, всего на тысячу рублей. Оно было показано посланцам Александра Оттомануса и тут же перед ними запечатано в коробе.
Посланцы также не оставлены без царского жалованья: одному из них дано камку добрую, сукно лундыш (голландское), шапку в 5 рублёв и 12 рублёв денег, а другому тафту, сукно аглицкое, шапку в 3 рубля и 10 рублёв денег.
Так думала Москва отделаться от политического искушения, в которое, очевидно, впали католические государства. Но Александр Ахия, через несколько месяцев, поставил перед ней вторично вопрос, от разрешения которого в положительном или отрицательном смысле зависела её будущность. Вопрос заключался в том: рушить ли, с помощью казачества, распадающуюся Турцию, или заботиться у себя дома о подчинении анархических начал началам государственности? Москве представлялось теперь такое точно искушение, какое явилось Польше в образе мнимого сына Ивана Грозного, и русский ум, в своей простоте и необразованности, выдержал пробу благородно.
На войну с Турцией не могли отважиться даже поляки, невзирая на то, что папский нунций, после отражения Османа II под Хотином, убеждал короля и его раду не препятствовать казакам и другим предприимчивым людям основать в оттоманских владениях отдельное царство. [117]
Даже мечтательной, самоуверенной Польше было страшно вверить судьбу свою разливу казако-шляхетского своеволия, которое, разрушив Турцию, могло бы из тех же самых побуждений разрушить и собственное государство. Когда составившаяся, по плану болгарского патриарха, католическая лига просила у Сигизмунда III позволения провести свои ополчения через польские земли, Сигизмунд, посоветовавшись об этом со своими панами рады, отказал единоверному рыцарству наотрез. Того мало: панская республика именно в то время, когда Турции грозила наибольшая опасность со стороны казаков, нанесла им такой удар, от которого они присмирели, как и в 1596 году. Коронный гетман Конецпольский разбил Запорожское Войско под Кременчугом на Медвежьих Лозах и заставил его из сорокатысячной орды переписаться в шесть тысяч реестровиков, подначальных той старшине, которую он сам им указал. Это случилось в глубокую осень 1625 года. Принятые Конецпольским меры для изловления Александра Ахии, которого казаки титуловали Турецким Царём, показывают, как он понимал опасность своевольного движения воинственных людей из Польши в Турцию.