По месту своего жительства и по связям своим с образованнейшими людьми червоннорусского Подгорья, Борецкий, был ближайшим зрителем театра, на котором европейское рыцарство делало тщетные попытки восторжествовать над азиатскими выходцами. Изгнание турок из Европы, со времён его юности, когда он учительствовал и набирался учёности во Львове, было любимой темой беседы просвещённых людей и христианских политиков. В конце XVI столетия, под самим Киевом, в епископском городе Хвастове, латинский епископ Верещинский, русин по происхождению, печатал в собственной типографии проекты об учреждении на берегах Днепра рыцарского ордена для подавления могущества оттоманов. Борецкий не мог не знать этих в своё время общеизвестных проектов. Он, без сомнения, знал и то, как сильно занимали подобные предприятия католическую Европу, которой Польша служила своими воинскими неполитическими талантами. Не мог он им не сочувствовать, как христианин и гуманист. Задняя мысль римской курии, мысль овладения кормилом вселенной посредством подчинения себе православного Востока, не выставлялась напоказ; а страдания, испытываемые христианами всех вероисповеданий от мусульман, вопияли между тем громко о борьбе с агарянами. Разноверие не мешало Борецкому желать успехов просвещённым христианским предприятиям против магометанского варварства. Мы имеем этому доказательство в том, что, незадолго перед появлением в Киеве Ахии, был в этом городе болгарский патриарх Афанасий, двигатель католической лиги против турок, и Борецкий, вместе с Курцевичем, беседовал с ним о найме для войны с Турцией запорожских казаков. [116]
Но до появления на киевском горизонте турецкого царевича, крещёного в православную веру, Борецкий не имел и помышления о том, чтобы восточный вопрос мог быть вопросом мира православного, вопросом задунайской Славянщины, Греции, южной Руси и наконец Московского царства. Ахия появился перед ним вестником совершенно нового движения. Многоопытный в обольщении политических и религиозных мечтателей, он представил себя киевскому митрополиту избранным уже на грекославянское царство в Морее, Албании, Сербии, Болгарии. Он рассказал подробно о побеждённых им искушениях римского папы с одной стороны, а католического рыцарства с другой. По его словам, нарисованная перед ним искусителями перспектива царственности и политического значения отвергнута им единственно из-за того, что, предлагая ему помощь для овладения цареградскии престолом, от него требовали, чтоб он обязался ввести латинство в грекославянском государстве, которое долженствовало появиться на место уничтоженной Турции. Это предложение было не достойно предпринятого им святого дела. Он предпочёл оставаться скитальцем и подвергаться всем случайностям своего неверного положения. Он до конца пребудет верен своей мысли восстановить православную империю Багрянородного, или же прольёт кровь свою в борьбе с врагами христианства. Мужество, самоотверженность и смирение Ахии очаровали Иова Борецкого. Увлёкшись мыслью о близком торжестве православного Востока над католическим Западом, Борецкий предался всецело осуществлению проекта Александра Ахии. Борецкий не сомневался, что царь ухватится зa этот случай поднять омрачённую поляками славу России, что, посадив на цареградском престоле единоверного себе государя, он возьмёт верх над своими супостатами, что для восточной церкви настало время торжества, и на киевских горах воссияет наконец благодать Божия, как это написано в древней летописи.