История времен римских императорв от Августа до Константина. Том 1.

Я не прожил и тридцати лет, т.к. раб лишил меня жизни, а сам бросился в реку, так он окончил жизнь. То, что он украл у своего хозяина, то взял у него Майн. Его патрон поставил ему памятник за свой счет» (CIL XIII 7070. «Сборник латинских надписей»).

Именно вольноотпущенники испытывали страстное желание выделиться. Нередко в Риме они выбирали вызывающие формы для того, чтобы выставить на обозрение свое богатство и успех, чем провоцировали менее удачливых свободнорожденных представителей средних и низших слоев. Ювенал особенно выразительно описал в своей сатире представителя такой группы: «... если какой-нибудь нильский прохвост, этот раб из Канопа, этот Криспин поправляет плечом свой пурпурный тирийский плащ и на потной руке все вращает кольцо золотое, будто не может снести от жары он тяжелого перстня, как тут сатир не писать?» (Ювенал. Сатира. 1,26. Пер. Д.Недовича и Ф.Петровского).

Городские органы самоуправления, коллегии (профессиональные объединения) и религиозные объединения, несмотря на лично-правовые оговорки, очень скоро не стали отказываться от поддержки богатых вольноотпущенников. Вольноотпущенники в пожертвованиях в пользу своих мест жительства соревновались с членами муниципалитета, функции и положение которых оставались для них недоступными, в крайнем случае они удостаивались звания советника. Без этой работоспособной группы нельзя было обойтись и при больших затратах на городскую форму императорского культа. В осуществляющих этот культ августалиях, кроме трех свободных граждан, три вольноотпущенника, как севиры, несли ответственность за правильное исполнение культовых действий, великолепие которых рассматривалось как демонстрация приверженности дому принцепса и выражение политической лояльности. Подобным же образом вольноотпущенники принимали участие в профессиональных объединениях.

Какими влиятельными могли быть вольноотпущенники в городах, показывает пример Л.Лициния Секунда из Тарракона, вольноотпущенника Л.Лициния Суры. Ему было поставлено там более 20 статуй; он был тем частным лицом в империи, который получил самое большое число таких почестей.

Еще существеннее, как уже было сказано, было влияние тех вольноотпущенников, которые работали в качестве специалистов и экспертов в доме принцепса или в подчиненных принцепсу сферах администрации. Участие этого круга лиц представляло для принцепса большое преимущество, потому что вольноотпущенники не были корпоративно организованы, и принцепс имел дело с отдельными, как правило, полностью ему преданными людьми. Особого успеха и влияния вольноотпущенники достигли при тех принцепсах, которые противопоставляли себя сенату или питали большое недоверие к представителям старого правящего слоя, таких, как Клавдий, Нерон или Домициан. Группа вольноотпущенников принцепса была крайне необходима для институализации принципата.

Надписи свидетельствуют о широком спектре их деятельности. Тогда как майнцкая надгробная плита чтит в Тиберии Клавдии Зосиме ответственного за пробу пищи Домициана, вольноотпущенного придворного служащего, который был с принцепсом на Рейне и умер там во время войны с хаттами; надпись из Каймаца во Фригии рассказывает о процессе становления вольноотпущенника Марка Аврелия Марсиона. Он поднялся от руководителя счетоводства до прокуратора мраморного карьера, потом до прокуратора провинции Британия и наконец до прокуратора провинции Фригия, где ему сделал надпись человек, когда-то отпущенный вместе с ним на свободу.

Однако вольноотпущенники принцепса достигали и другого положения. Такие люди, как Нарцисс, Палладий и Поликлет, имели настолько высокие должности, что вызывали ненависть сенаторов, например, Тацита. О Нарциссе, во время кризиса правления Клавдия, он сказал, что «этому вольноотпущеннику все подвластно» («Анналы». XI,31). Палладий, который при этом же принцепсе руководил финансами и был отмечен знаками отличия претората, отказался от назначенных ему сенатом почестей в размере 15 миллионов сестерциев. Поликлет, как полномочный представитель принцепса, был послан Нероном в Британию, чтобы там расследовать щекотливую ситуацию, возникшую между наместником и прокуратором, и «побудить к миру бунтующих варваров... Враги смеялись над ним. Их чувство свободы было так сильно, что они не понимали, как вольноотпущенник мог занять такое высокое положение. Они удивлялись, что один полководец и один господин, победоносно завершившие большую войну, теперь подчиняются рабу» (Тацит. «Анналы». XIV,39,2).